[rtoc_mokuji title="" title_display="" heading="" list_h2_type="" list_h3_type="" display="" frame_design="" animation=""]

Процесс саморазрушения мировой финансовой системы, который к началу 2009 г. перешел в открытую фазу (большинство крупнейших финансовых институтов находятся в дефолтном или преддефолтном состоянии) необратим по целому ряду причин.

Д.А. Митяев, к.э.н., президент ООО «Центр системного прогнозирования» Текущая ситуация: реакция полураспада мировой системы


[rtoc_mokuji title="" title_display="" heading="" list_h2_type="" list_h3_type="" display="" frame_design="" animation=""]

Причины необратимости

Среди причин необратимости:

1. Финансовая система США — безусловно, несущая конструкция мировой системы — лишь на 5-7% является классической платежной и кредитной системой (порядка 10-15 трлн долл.). Остальные 93-95% — сформированная за последние 10-15 лет «подводная часть айсберга» — не отраженные в балансах деривативы («производные» финансовые инструменты типа SDS, SDO и пр.). Так, сумма баланса крупнейшего игрока JP Morgan составляет около 2,5 трлн долл., тогда как внебалансовые инструменты — более 97 трлн долл., примерно такие же пропорции у Goldman Sachs (баланс порядка 1,5 трлн долл., за балансом — более 50 трлн долл.).

Этот «рычаг», направленный недавно на безудержный рост стоимости активов и прибыли финансовой системы США, теперь с той же силой работает в обратном направлении, превращая практически всю финансовую систему (за исключением 2-3 игроков — «поверенных» ФРС) в «труху» (токсичные активы).

Поэтому те, кому известно устройство «большого имперского колеса», или 50-летнего кредитного суперцикла (типа Джорджа Сороса), понимают, насколько масштабно начавшееся обратное движение этой махины, и тем отличаются от наших «знатоков», которые ждут восстановления США и всех рынков чуть ли не к середине года.

2. Обесценение в этих условиях забалансовых активов даже на 3-5% приводит к схлопыванию баланса и «опрокидывает» даже самый устойчивый финансовый институт. На конец 2008 г. американские банки спишут еще до 0,5 трлн долл. (дополнительно к уже списанному 1 трлн долл.). В ближайшее время в США планируется создать «плохой банк», или банк для покупки «плохих активов», чтобы разгрести балансы всех прочих банков. Это преподносится чуть ли не как «чудесное спасение» системы, хотя на деле — всего лишь перекладывание из одного дырявого кармана в другой, т.к. реальных источников фондирования такого супербанка со сплошной дырой в активной части баланса нет. Перезапустить финансовую систему с «чистого листа» невозможно. Либо для этого нужны чрезвычайные обстоятельства (как это было в послевоенной Германии, когда в рамках реформ Людвига Эрхарда всем раздали одинаковое количество новых марок). 2009 г. — еще 1,5-3 трлн долл. списаний финансовых активов по всему миру.

Национализация таких банков-«титаников», как City или Bank of America (в отличие от континентальных европейских банков, которые в гораздо меньшей степени погрязли в забалансовых пирамидах), ничего не дает, т.к. подобная национализация приводит в действие «казус Исландии», когда активы национализированных банков в несколько раз превышают ВВП страны, инвесторы теряют доверие и к банкам, и к стране в целом.

бывший партнер Джорджа Сороса Джимми Роджерс

Такая перспектива сегодня стала реальной даже для родины англосаксонского финансового капитализма — Великобритании. Некоторые «гуру» (например, бывший партнер Джорджа Сороса Джимми Роджерс) говорят о ее возможном скором банкротстве. Но если на «финансовой панели» может оказаться сама королева финансового капитализма — «старушка Англия», что говорить о других странах?!

3. Рост бюджетного дефицита США с 500 млрд долл. в 2008 г. до 1,5 трлн долл. (по итогам уже принятых мер, а на очереди еще план Барака Обамы на 825 млрд долл.) в 2009 г. ставит под вопрос его обслуживание в ближайшие годы, если не месяцы. В условиях падения цен на сырье и падения доходов от китайского экспорта дополнительный спрос в таких объемах отсутствует. Поэтому ФРС переходит (по примеру ЦБ РФ летом 1998 г.) к прямым покупкам «американских ГКО» (так называемая политика «количественного ослабления»), раздавая практически бессрочные и бесплатные деньги как своим акционерам (ФРС учреждена рядом финансовых игроков), так и некоторым странам. Так, в октябре 2008 г. по так называемым «валютным свопам» было роздано 120 млрд долл. (по 30 млрд долл. Бразилии, Мексике, Южной Корее и Сингапуру).

4. Хотя баланс ФРС является непрозрачным (в конце 2008 г. агентство Bloomberg подало запрос о балансе ФРС, но ему было отказано в предоставлении информации со ссылкой на закон о защите коммерческой тайны), в американской публичной финансовой системе невозможно долго скрывать отсутствие источников финансирования бюджетного дефицита. И даже суперлояльные рейтинговые агентства будут вынуждены снизить кредитный рейтинг (или для начала изменить прогноз на негативный). Если же этого не произойдет, инвесторы (особенно инвесторы-государства) сделают выводы самостоятельно. В любом случае в 2009 или 2010 г. вероятен «кризис доверия» к ФРС, «бегство от доллара» и обязательств минфина США. Пока же рейтинговые агентства «тренируются» на европейских странах — Греции, Испании, на очереди Франция, но только не США (штаб-квартира рейтинговой «тройки»), несмотря на откровенно безумную бюджетную политику. Крупнейшие американские банки (City, Bank of America и др.), судя по котировкам их акций, практически банкроты. Но не по рейтингам — их рейтинги гораздо выше, чем рейтинги пока вполне платежеспособной России. Поэтому постоянные заверения S&P, что «даже» высший рейтинг США (ААА) «не высечен на камне», — это просто дань политкорректности, т.к., по собственным методикам агентства, страна с такой политикой давно должна была бы продвигаться к банкротству (что и происходит в реальности). Кроме рейтинговых агентств сегодня есть такой инструмент, как CDS (Credit Defolt Swaps), по текущим котировкам которого РФ — почти Африка (в 2 раза хуже Бразилии).

5. Чтобы не допустить неконтролируемого распада системы, минфин США и ФРС в очередной раз применяют «стратегию анаконды»: удушение мира в долларовых объятиях, сбрасывание ставших обременительными элементов системы (типа инвестбанков, сырьевых и ипотечных пузырей), а также сбрасывание токсичных отходов полураспада в виде хаоса «чужим» (в БРИК, Азию, Европу). Цель стратегии — сохранить ядро системы (Уолл-стрит) в состоянии контролируемого полураспада, дав ему время на адаптацию и поиск новых инструментов финансового доминирования.

Россия как «страна-мишень»: в перекрестье финансового прицела

Итак, чтобы замедлить ход событий, американские власти (через те же рейтинговые агентства, банки, хедж-фонды) ведут финансовую войну с «более слабыми» звеньями мировой финансовой системы, стремясь мобилизовать оставшиеся ресурсы для собственного спасения. Однако размер «черной дыры» американских обязательств (16 трлн долл. — обязательства казначейства США, включая недавно принятые ипотечные обязательства; почти столько же — обязательства корпоративного сектора; более 10 трлн долл. — обязательства домохозяйств; до 10 трлн долл. — задолженности штатов и муниципалитетов; всего порядка 50 трлн долл.; дополнительно — часть вторичных обязательств еще на 100-150 трлн долл.) многократно превосходит ресурсы «периферии». Точная оценка степени «токсичности» деривативов невозможна, т.к. эти обязательства по определению носят искусственный характер: как правило, это математические ожидания того или иного события (например, дефолта), которые могут быстро меняться.

Обслуживание этой пирамиды долгов требует 3-5 трлн долл. только на уплату процентов, что составляет от четверти до трети годового ВВП США. Даже снижение ставки ФРС практически до нуля не привело к существенному падению стоимости обслуживания публичного (штатов, ипотечных агентств и др.) и частного (корпораций и домохозяйств) долга, т.к. одновременно резко упало «качество» всех несуверенных долгов.

В этой ситуации финансовая система США выполняет доступную ей функцию — транслирует собственную неплатежеспособность вовне, обесценивая активы, компании, целые страны и континенты. Вообще говоря, это не столько вопрос «злой воли» американской элиты или «мирового правительства», сколько неизбежная и вынужденная реакция самосохранения («рефлекс») системы, которая даже в момент саморазрушения не в состоянии вести себя иначе, чем диктует ее природа. И после гибели «головного мозга» системы рефлексы могут работать.

Почему именно Россия должна быть «мишенью»?

Не только Россия, но все страны, неспособные «закрыться», защитить свою внутреннюю экономическую систему от финансовых цунами, инициируемых в тектонических разломах финансовой «земной коры».

Происходит резкое «денежное сжатие» (бегство в наличность), вызванное проеданием за предыдущие десятилетия доходов следующих поколений.

К сожалению, Россия вынуждена платить больше многих других. Цены на сырье по результатам «сжатия» могут упасть еще в 2 раза (до уровня в 15-20 долл. за баррель нефти). Банковская система перестанет не только кредитовать, но и выполнять простые функции денежного оборота.

Есть угроза утери «контрольного пакета» как в нашей банковской системе, так и в ряде крупнейших корпораций. Критический импорт не может быть обеспечен при устойчивых ценах на нефть ниже 25-30 долл. Рубль после истощения валютных запасов ЦБ РФ попадает в режим практически неуправляемой девальвации, многие компании вынуждены будут объявить дефолт по внешним долгам, бюджеты всех уровней вынуждено секвестируются, инфляция ускорится, уровень жизни населения упадет на треть, падение производства, лишенного внешнего и части внутреннего спроса и источников инвестирования, станет устойчивым и самоподдерживающимся.

Всего этого может и не случится (это параметры «жесткого сценария» — см. ниже), но понимать «правила игры» и состав команд (и судей) необходимо: никто не даст отсидеться на «скамейке запасных».

В этой игре, где крупье меняет правила по ходу не устраивающей его партии, действует простое древнее «правило правил»: кто играет по чужим правилам, тот проиграл, не успев сесть за игровой стол.

Россия продолжает играть по правилам, делая вид, что с нами поступают так же. Теряя время, валютные резервы, запас прочности, Минфин РФ и ЦБ РФ на каждом витке обесценения российских активов имеет ухудшенные позиции.

К концу января 2009 г., менее чем за полгода открытой фазы кризиса, Россия потеряла треть резервов (200 млрд долл. из 600 млрд долл. на август 2008 г.), падение производства составило в ряде отраслей 20-30%, при этом механизмы защиты (меры Правительства РФ по поддержке предприятий) пока работают только в части перекачки ликвидности на ММВБ (в валюту). Для сравнения: валютные резервы Китая за 4 квартал 2008 г. выросли на 45 млрд долл. и приблизились к 2 трлн долл. Это объясняется тем, что в КНР действует валютный контроль по капитальным и текущим операциям: ни юридические, ни физические лица не могут без соответствующих оснований (импортные операции) уходить из юаня в валюту. Банковская система КНР в основном государственная, и никто не позволяет госбанкам спекулировать нацвалютой. Новый министр финансов США, когда его кандидатуру утверждали в конгрессе, даже обрушился с резкой критикой на КНР за заниженный курс юаня. Некоторые сырьевые страны достигли такой же степени девальвации, как РФ, практически не тратя валютные резервы (Канада, ЮАР, Австралия), другие пошли по пути РФ (например, Бразилия).

В рамках монетаристской парадигмы мышления задача решений не имеет: пытаясь ограничить денежное предложение (чтобы не допустить атак на рубль), ЦБ РФ «добивает» остатки реальной экономики, остающейся без кредитов.

Страна, догматично следуя монетаристским рецептам в жестоком (постмонетаристском) мире, загоняет себя «в угол» тотальной распродажи. Ей грозит утрата остатков самостоятельной финансовой системы, превращение реального сектора в «бычка на заклание» для похмельного заокеанского «божка азарта». Справедливо считать это «ненаучной» (эмоциональной) оценкой ситуации. В терминах рациональных оценок речь может идти о моделировании возможных сценариев после прохождения нынешней «точки бифуркации», тех «коридоров возможностей», в которые попадает та или иная страна (включая нашу), независимо от собственных представлений о себе и мире, даже если «жрецы системы» (либерал-монетаристы) запрещают думать о «немыслимом», выходить «за флажки» собственных верований и представлений.

Вместе с тем мы имеем опыт переформатирования правил игры, странового, корпоративного и личного выживания, приобретенный в начале 1990-х гг. и в 1998 г. Этот опыт в нынешней ситуации бесценен.

По крайней мере, на основании собственных ошибок мы можем решить, чего в нынешней ситуации категорически делать нельзя, можем выстроить для начала план обороны, понимая, чего от нас на самом деле хотят.

Речь идет о необходимости принятия ключевых решений в ближайшие 2-3 месяца — позже из объятий «черной дыры» мировой финансовой системы Россия может уже не вырваться.

«Точка невозврата» (момент истины) близка, но еще не пройдена.

План стратегической обороны: границы дозволенного

Закрытие западных кредитных рынков для российских компаний привело к быстрому и резкому «схлопыванию» внутрироссийского кредитного рынка, а также утрате ряда зарубежных и отечественных активов, заложенных под кредиты. Принятые меры позволят погасить кредиты только госкомпаний и госбанков, при этом растущая как снежный ком задолженность частного сектора (через постоянные «вылеты за margin call») покрыта быть не может. Между тем она оценивается (в соответствии с трехкратным падением стоимости заложенных активов) в несколько триллионов рублей, что сопоставимо с денежной массой М2.

Такое «обескровливание» экономического организма ведет к остановке роста и рецессии, особенно в нынешней модели денежной политики (эмиссия денег исключительно под покупку валюты ЦБ).

Ближайшей жертвой кризиса становятся компании, сильно зависящие от кредитования: ритейлеры, девелоперы, строители, сельхозпроизводители и др.

Резкое падение потребительской и инвестиционной активности, сужение горизонта инвестирования с нескольких лет до месяцев и дней «пригвоздит» отрасли, ориентированные на внутренний спрос, которые и надо поддерживать прежде всего. Но поскольку гораздо более серьезный лоббистский потенциал имеют экспортно-ориентированные отрасли, львиную часть госсредств получат они. И для поддержки внутренних отраслей может не хватить ни времени, ни денег. Это — сценарий управляемого полураспада экономики страны на два сектора: спасаемый сырьевой и «остаточный» внутренний. Произошедшая «управляемая девальвация» рубля предоставила внутреннему производителю некоторые шансы импортозамещения, однако его потенциал не сравним с потенциалом трехкратной девальвации 1998 г., кроме того, тогда не существовало значительной долларовой долговой нагрузки на бизнес, которая сегодня съедает весь позитивный эффект девальвации. При этом (в соответствии с долей критического импорта — продовольствие, лекарства и пр. — в конечном потреблении) падение рубля на 10% приводит к приросту (импорту) инфляции на 2-3% и падению реальных доходов населения.

При цене на нефть ниже 30 долл. и при «обескровливании» национального денежного обращения через вывоз капитала падение доходов федерального, регионального и местных бюджетов будет настолько резким, что никакое секвестирование расходов (тем более что значительную часть федеральных и основную часть региональных и местных расходов составляют «защищенные», прежде всего социальные статьи) не позволит закрыть бюджетный дефицит на приемлемом уровне (уровень дефицита больше 5% ВВП — «терпимый», от 5% до 8% ВВП — «крайне болезненный», больше 10% ВВП — «убийственный»). Таким образом, страна попадает уже не в 1998 г., а в середину или даже начало 1990-х гг. — тотальные неплатежи, нарастание социальной напряженности, банкротство регионов и т.д. Предлагаемые псевдорешения типа «выхода РФ на международные рынки капитала» не только абсурдны (эти рынки наглухо заколочены досками), но и крайне вредны, т.к. консервируют многократно обанкротившуюся (в том числе и в России) модель внешнего «валютного управления» или пресловутого «вашингтонского консенсуса» МВФ.

Так, кредит МВФ в 2,5 млрд долл., предоставленный Республике Беларуси в начале 2009 г., не только был обусловлен проведением разовой девальвации на 20%, но и содержал целый ряд стандартных требований типа борьбы с инфляцией путем ограничения роста денежной базы, сокращения социальных расходов и т.п. Для РФ принятие подобных обязательств означало бы «дурное повторение» 1990-х гг. с бесконечными заискиваниями перед «милым другом» Мишелем Камдессю, тем же Лоуренсом Саммерсом и т.п.

Впрочем, аналогичную политику ЦБ РФ проводит и самостоятельно, например, повышая ставку рефинансирования (что делают лишь слабые, несамостоятельные в денежной политике, «развивающиеся» страны, в отличие от стран G7, которые снижают ставки и смягчают денежную политику как могут).

Итак, краткая характеристика ситуации — полная асимметрия (по принципу «что позволено Юпитеру, не позволено быку»): Россию (как и другие страны периферии) «закрыли», т.е. от страны и ее компаний требуют безусловного возврата всех долгов, доплат по выданным кредитам в связи с обесценением залогов и т.п. При этом «слабые» страны берут на себя обязательства по спасению «эпицентра» кризиса (США) в рамках G20. Банкротство или принудительная реструктуризация обязательств (в том числе в процессе национализации) крупнейших финансовых западных институтов, напротив, становится нормой. Особенно симптоматична нынешняя ситуация на рынке казначейских векселей США: инвесторы доплачивают американскому минфину за право хранить в нем деньги. Это означает, что и в самом центре системы произошел разрыв, необратимое расслоение качества: есть «первоклассные» бумаги ФРС и минфина, остальное — «мусор».

Мы можем, конечно, рассчитывать на милость крупье, но только в том случае, если осуществится «мягкий сценарий», когда маркет-мейкер будет заинтересован в некотором продолжении игры (см. ниже).

В любом случае России необходимо три стратегических плана:

  1. Для инерционного сценария (план А) — комплексный план антикризисного реагирования и эшелонированной обороны от нарастающих угроз.
  2. План Б — на случай успеха американского и мирового плана спасения.
  3. План В — если единый мировой план спасения («план G20») не будет сформирован или будет провален и придется «выплывать», если не в одиночку, то в режиме двусторонних и коалиционных соглашений.

Эти планы соотносятся с тремя возможными сценариями:

  • «мягкий сценарий», или сценарий стабилизации кризиса, канализирования экономического спада, падения стран и компаний в некотором коридоре;
  • «инерционный сценарий», или продолжение неконтролируемого полураспада, который, однако, до поры не переходит в распад мировой финансовой системы и позволяет продолжать манипуляцию из ее центра;
  • «жесткий сценарий», или сценарий быстрого распада системы.

Сценарии саморазрушения мировой финансовой системы

«Мягкий сценарий»

Стабилизация падения возможна на принципах «заморозки» процессов распада системы, переводе ее функционирования на более низкий энергетический уровень (в значительной мере — «на холостой ход»). И сделать это могут только те люди, которые понимают, как система устроена, как и где ее надо «подмораживать». Поэтому экономическую команду президента Барака Обамы составляют старые «проверенные кони»: Лоуренс Саммерс (и его ученик Тимоти Гейтнер), профессор Бен Бернанке — идейный наследник «творца системы» Алана Гринспена и т.д.

Как может выглядеть «мягкий сценарий» на практике? Формирование «банка-агрегатора» (1) для сбора на его баланс «плохих активов» крупнейших американских банков хотя и не приведет к восстановлению полноценного кредитования, однако позволит проводить через банки средства бюджетных программ (включая развитие инфраструктуры). Доверие к американской и мировой финансовой системе восстановлено не будет, однако после фактической национализации инвесторы по крайней мере станут рассматривать банки как надежное место сохранения средств.

Домохозяйства, корпорации, местные правительства и страны будут заняты обеспечением простого (нерасширенного) воспроизводства, пытаясь сохранить системы жизнеобеспечения, резервируя значительные ресурсы на случай возможного ухудшения ситуации.

Норма сбережений повысится практически во всех странах, включая США, потребители и инвесторы продолжат «бегство от риска», сокращая кредитное плечо до требований обеспечения режима простого воспроизводства, т.е. до горизонта одного производственного или потребительского цикла.

Весной — летом 2009 г. сложится международный консенсус (в том числе, через механизмы G20 и американо-китайский диалог) о необходимости небольшой разовой девальвации доллара к валютам торговых партнеров, с тем чтобы стабилизировать международную торговлю сырьем, продовольствием и продукцией ширпотреба. Фактически будет предложен зеркальный «план Маршалла» для посткризисного восстановления Америки, спонсорами которого выступят страны Азии и частично «старой Европы».

ФРС и минфин США займут умеренную позицию, отказавшись от безудержной эмиссии и ограничив величину бюджетного дефицита США на уровне 5-7% ВВП, что потребует отмены ряда налоговых льгот, введенных администрацией Джорджа Буша (об этом уже заговорил Лоуренс Саммерс), а также сокращения уровня потребления американских домохозяйств на 15-20% (пропорционально падению стоимости их активов и доходов). Подобная болезненная «посадка» после кредитно-потребительского бума потребует «обналичивания» политического ресурса президента Барака Обамы, который уже объявил о беспрецедентном уровне экономического кризиса и необходимых жертвах и усилиях нации.

Для стран БРИК «мягкий сценарий» будет означать контролируемое сокращение спроса на сырье и ширпотреб на те же 15-20%, что приведет к стабилизации цен на уровне «до бума», т.е. (с учетом инфляции за 8 лет бума) это примерно 30-45 долл. за баррель.

Несмотря на болезненность таких сырьевых цен для бюджета РФ, сама стабилизация уровня падения позволит адаптироваться:

  • государству, которое сможет сократить за счет секвестра ряда расходов бюджетный дефицит с 8-10% ВВП в 2009 г. (3-4 трлн руб. покрывается за счет средств резервного фонда и остатков на 1.1.09) до 5-7% ВВП в 2010 г. (может быть покрыт за счет прироста внутреннего долга — ОФЗ, инфраструктурные облигации и т.д.);
  • компаниям (их адаптация произойдет за счет сокращения затрат и роста производительности, а также за счет импортозамещения и несырьевого экспорта в условиях девальвации рубля — по бивалютной корзине до 50 руб.);
  • населению, сокращение потребления которого (примерно на треть) будет демпфировано «воспоминанием» солидарных практик потребления и простого (натурального) воспроизводства.

Валютные резервы РФ (с учетом расходования основной части резервного фонда) в «мягком сценарии» к концу 2009 г. составят порядка 200 млрд долл. (плюс-минус 30-40 млрд долл., в зависимости от политики ЦБ и торговой конъюнктуры), торговый баланс будет слабоположительным за счет падения импорта и некоторого роста несырьевого экспорта, сокращение ВВП составит несколько процентов, вывоз капитала стабилизируется на допустимом уровне (до 10% ВВП) с учетом отсутствия прибыльных сфер его вложения в мире. Симптоматичны заявления таких «финансовых специалистов международного класса», как бывший министр финансов и нынешний глава ВТБ-24 М.М. Задорнов, который «рассчитал» оптимальный и достаточный размер валютных резервов РФ в районе 200-250 млрд долл. как сумму трехмесячного импорта и годовых платежей по валютным кредитам.

Конечно, это не вполне «мягкая посадка», однако данный сценарий из всех возможных представляется наиболее комфортным, т.к. он позволяет всем экономическим игрокам (государству, фирме, индивиду) сформировать достаточно «рациональные» ожидания и модели поведения, которые приведут к формированию нового (пониженного) уровня динамического равновесия, что дает шанс на структурную перестройку экономики.

«Мягкий сценарий» для РФ означает возвращение примерно в середину 1990-х гг., в режим воспроизводства, знакомый экономическим агентам. Вместе с тем выход на траекторию «мягкого сценария» будет означать существенный риск закрепления мировых диспропорций: однажды согласившись оплатить счета обанкротившейся западной (точнее — англосаксонской) финансовой системы, «мировая фабрика» (Азия) и «мировая кладовая» (Россия и другие сырьевые страны) усилят свою зависимость от «мирового печатного станка», приняв в очередной раз зависимые отношения, оплату «сеньоража» (эмиссионной сверхприбыли) в пользу эмитента «воздуха».

Вероятность «мягкого сценария» зависит от действенности тех «механизмов торможения» процессов распада системы, которые в ней содержатся и которые запускаются игроками, заинтересованными в административной (статусной) и ресурсной ренте, генерируемой остатками «здоровых элементов» мировой финансовой системы. Таких игроков много. К ним, безусловно, относятся (по статусу и объективному положению) секретарь казначейства США, председатель ФРС, да и ведущие банкиры всего мира, вес которых определяется стабильностью (даже если это стабильность спада).

В России «мягкий сценарий» отвечает интересам широкой коалиции — от сырьевиков, которые смогут стабилизировать стоимость своих активов и обязательств на уровне, достаточном для сохранения и постепенной реструктуризации основных активов, до финансистов и бюджетополучателей всех уровней, включая население.

Этот сценарий поддерживает и «главный бухгалтер РФ», достаточно честный идеолог нынешней политики «мягкого встраивания» в мировой кризис А.Л. Кудрин, который несколько наивно предлагает своим коллегам некоторые меры добровольной уступки части мировой экономической власти (2): «Среди мер, которые необходимо осуществить в среднесрочной перспективе, следует выделить следующие:

  • выработка новых правил регулирования финансовых рынков, а также требований к макроэкономическим параметрам развития стран по примеру Маастрихстских соглашений (т.е. де-факто запрет США на рост бюджетного дефицита до 7-8% ВВП. — Д.М.);
  • расширение финансовых возможностей МВФ, в настоящее время недостаточных для решения задач в кризисной ситуации;
  • повышение роли G20 и укрепление его статуса; G7/G8 и G20 должны дополнять друг друга (такая же «политико-финансовая матрешка» или «система приводных ремней», какая существовала в СССР: партия — комсомол — профсоюзы и т.д. — Д.М.);
  • создание единой системы регулирования деятельности рейтинговых агентств (это особенно «обрадует» американцев, которые самостоятельно регулируют этих «мегарегуляторов» рынка. — Д.М.);
  • создание в финансовой сфере новой международной организации… нужен международный полномочный орган, чьи рекомендации были бы обязательны к выполнению (как сегодня обязательны к выполнению рейтинги американской «тройки»? — Д.М.)».

Последнее предложение (фактически о создании аналога «мирового правительства») наводит на мысль о проблематичности реализации «мягкого сценария» на основе консенсуса мировых элит и уступки части верховной власти нынешними регуляторами. Может ли «мягкий сценарий» быть реализован одними американцами (либо вместе с ЕС и Китаем) — вопрос открытый, особенно учитывая то обстоятельство, что в ключевой Форум финансовой стабильности («группа 11») ни Китай, ни Россию принять не спешат, а в рамках других действующих механизмов (G8 и G20, МВФ и др.) такие основополагающие вопросы регулирования системы, по сути, не обсуждаются.

Постепенное «усыхание» доходов и стоимости активов для большинства игроков психологически и технологически предпочтительней, чем непрогнозируемая «ломка» или «пила» (инерционный сценарий), не говоря уже о «сломе» системы социально-экономического мироустройства («жесткий сценарий»).

Согласно этому сценарию, уже в 2009 г. после «ломки» системы, завершения процессов отделения «агнцев» от «козлищ» («плохих» активов от «терпимых») начнется восстановление традиционных финансовых контуров воспроизводства (сбережений и кредитования), а в 2010 г. возможен выход на траекторию стагнационного роста.

Хотя вероятность «мягкого сценария» меньше 1/2, она далеко не равна 0.

Инерционный сценарий

Обычно инерционный сценарий рассматривается как исходный.

Однако в нашем случае это промежуточный вариант — «болтанка», или «случайное блуждание» между сценариями «мягкой» и «жесткой» посадки, траектория растущей турбулентности, в которой одни элементы системы уже расшатаны (или совсем разрушены), а другие «делают вид», что все идет «как надо». Поэтому систему «несет юзом», она попадает в восходящие потоки и воздушные ямы, при этом «пилот» все с большим трудом удерживает штурвал.

Моделирование поведения системы в таком состоянии — дело неблагодарное, хотя поклонники теории сложности (или хаоса, что есть оборотная сторона сложности) скажут Вам, что в природе других систем и нет, что процесс распада («умирания») — нормальное состояние любой сложной системы, что изучение «точек перелома состояний» (бифуркации) — интереснейшая научная задача, и т.д., и т.п. Все это так, однако рассуждать о таких системах, пребывающих в пограничных состояниях, хорошо, находясь в мягком кресле стороннего наблюдателя, а не на борту пикирующего лайнера.

И тем более не в кресле пилота или авиадиспетчера, не способного что-либо сделать. Инерция процессов саморазрушения мировой финансовой системы с осени 2008 г. напоминает фигуру «сухой лист» по зигзагам падения в «плоском штопоре»: чтобы «встать на крыло», получить требуемую подъемную силу, лайнеру мировой экономики надо обеспечить тот «угол атаки», который исключает сама траектория падения.

Возвращаясь от аналогий к существу сценария «свободного» падения мировой финансовой системы (не хотелось бы все же думать, что фигура, которую она выполняет, — «сухой лист»), приблизительно зададим возможную амплитуду «болтанки» (параметры, в которых самолет еще не развалится, если/пока не встретится с землей):

1. «Топливо» мировой финансовой системы — доверие (а совсем не деньги, которые может печатать любой государственный или частный банк). Поэтому система «тянет по инерции» (и, может быть, дотянет до посадочных огней), пока один из двух моторов еще фырчит. Если мотор доверия к частным финансовым институтам отказал, двигатель доверия к ФРС и ЦБ все еще работает. Если/когда это доверие иссякнет, система войдет в штопор.

2. Банкротство еще одного (любого) крупнейшего финансового института (уровня Lehman Brothers) вызовет цунами, превосходящее все, что было ранее. Понимая это, ФРС и центробанки Европы, Японии и Китая вряд ли позволят рухнуть финансовому институту. А за нефинансовые компании они не отвечают. Поэтому рухнуть может какой-нибудь конгломерат типа GE или GM. Кстати, у GE последние 10 с лишним лет больше 80% общей прибыли генерировало финансовое подразделение, которое в выручке занимало 20%. А сейчас оно таким же образом генерирует убытки: все так же, как у крупнейших банков — колесо покатилось вспять. Или обанкротится та или иная страна «периферии».

3. Что бы ни послужило сигналом для нарастания очередной волны паники инвесторов и обвального падения рынков (до уровня ниже 7,5 тыс. пунктов по Доу-Джонсу, где проходит многолетняя линия поддержки), изъятие средств инвесторов из всех инструментов (с развивающихся рынков в первую очередь) обусловит следующие параметры состояния экономики РФ: индекс РТС — в районе 250-350 пунктов; вывоз капитала и бюджетный дефицит — более 10% ВВП каждый; курс рубля — выше 70 по бивалютной корзине; резервы ЦБ к середине или концу 2009 г. — значительно менее 200 млрд долл.; падение ВВП — порядка 10%; возможен паралич не только кредитной, но и платежной системы. Подобный вариант рассматривается в Правительстве РФ — в Давосе в конце января позволил себе «сделать утечку» на этот счет весьма информированный и проницательный И.Ю. Юргенс, глава «мозгового центра» ИНСОР.

В мире инерционный сценарий приведет к «спасению утопающих силами самих утопающих»: ни G20, ни Форум финансовой стабильности (G11), ни даже G7 не смогут выработать никакой совместной программы действий, ФРС и минфин США перейдут к односторонней и безудержной эмиссии. Самое главное следствие таких односторонних действий — отказ «второго двигателя» мирового лайнера: доверия к центральным банкам по обеим сторонам и Атлантики, и Тихого океана. Эмиссия обязательств станет тотальной, мировая финансовая система будет не просто дезорганизована, она будет подвергаться неожиданным шокам и перегрузкам, валютные и сырьевые рынки увеличат в разы свою и так запредельную волатильность. Никакие риски нельзя будет рассчитать и покрыть ни силами мировых страховых компаний, ни через выпуск ценных бумаг (CDS); останется только политико-силовая защита.

Это не просто принципиально непредсказуемый, постглобалистский (или «глокализованный») мир, но мир, разрушаемый «до основания», глубже, чем просто уничтожение капиталистической надстройки над древним рыночным хозяйством. Затрагивается сам рынок, т.к. его основа — доверие. Рынок возвращается к границам общин (там, где они сохранились), «радиус доверия», необходимый современной экономике, схлопывается. Горизонт инвестирования, производства и потребления также сокращается до одного простого цикла воспроизводства — продовольствия, простых предметов и услуг, необходимых для жизни.

США в этом случае будут использовать все средства для спасения собственных инструментов доминирования — деривативной финансовой системы (которая практически «упадет на свое ядро» — ФРС вместе с системой спутников), силового компонента (функции «мирового шерифа»). Вместо «подмораживания» системы будет использоваться модель ее «раскачивания», сброса периферийных элементов путем дефолтирования компаний, стран, не вполне «лояльных» или просто ненужных ядру системы. Замысел этой стратегии: пусть система станет в 2-3 раза меньше, но она будет способна продолжать выполнять старые имперские задачи.

Вопрос только в том, сможет ли система, настроенная на беспрерывную экспансию, «самоограничиться», сжаться до комфортного уровня? И что при этом будет вне системы, как управлять «океаном хаоса», если возможности и притягательность системы качественно и необратимо уменьшились? Подобный эксперимент проводился последние десятилетия на Африке, которая, при всей риторике, выпала из мировой политико-финансовой системы примерно в 1960-е гг. Однако что будет, если к «Африке» будет отнесена основная часть населения не только далеких стран, но и самой метрополии, пока не ясно.

В ближайшей перспективе инерционный сценарий (как неустойчивое «вихляние» между «мягкими» и «жесткими» траекториями) предполагает повышенную нагрузку на руководителей стран и компаний, т.к. на самом деле правильный выбор зависит от того, какой вариант («М» или «Ж») победит. А это заранее неизвестно. Сегодня это больше вопрос веры, чем знаний. Как бы то ни было, на «случайное блуждание», «шараханье» в сужающемся коридоре возможностей системе остались скорее недели и месяцы, чем годы.

Жесткий сценарий

Мы здесь не будем рассматривать военно-политические «решения» финансово-экономических проблем: как правило, все жестокости войны закладываются уже в мирное время. Останемся в логике процессов саморазрушения мировой финансовой системы: что произойдет, если ни Обама, ни ФРС, ни совместные усилия всех политиков и центральных банкиров вместе взятых не смогут остановить панического бегства инвесторов из остатков системы, включая «последнюю крепость» — обязательства правительств G7?!

Для жрецов системы и просто граждан, выросших в ее рамках, «помыслить немыслимое» (что будет, если ничего не будет) — выход за флажки, чуть ли не интеллектуальное самоубийство. С другой стороны, все «страшилки» будущего уже сняты в Голливуде (разве что нет фильма о тотальной финансовой катастрофе — кстати, почему? Может, это «табу»?).

Итак, что может произойти в ближайшем будущем в «жестком» варианте.

1. Сначала сценарий «сжатия» будет доведен до конца. Цель — скупка всех стратегических (реальных) активов по всему миру, а также приведение под контроль несколько «загулявших» стран и рынков.

Есть версия, что (как и в 1929 г.) начало открытой фазы нынешнего мирового кризиса было спровоцировано ФРС, которая с января по июль 2008 г. распродала почти половину находящихся на ее балансе гособлигаций США (пакет уменьшился с 800 млрд долл. до 450 млрд долл.), что с учетом мультипликатора изъяло из финансовой системы 1,5-2 трлн долл. жизненно необходимых ресурсов (см. рис. 1). При этом принятый осенью 2007 г. федеральный закон FSA 157 предписывал банкам отражать активы по рыночной, а не по модельной или расчетной стоимости, что заставило банки начать тотальную распродажу ипотечных и производных бумаг. Дальше процесс «сжатия» пошел по спирали, ФРС же поддерживала не всех, а только «избранных» (аффилированных с ней) игроков, что вызвало утрату доверия ко всем остальным. «Парад девальваций». Поскольку американцам в 2009 г. предстоит напечатать до 4 трлн долл. (3), все страны включатся в «гонку девальваций» (если не удастся договориться о правилах на этот счет). При этом США хотят, чтобы как минимум Китай позволил юаню укрепиться, чтобы поддержать свои торговые балансы. Хаотичные сильные движения мировых валют дезорганизуют мировую торговлю, приведут к новым огромным потерям как финансового, так и реального секторов экономики, развалят фьючерсную торговлю и хеджевые операции.

«Фейерверк дефолтов». Наиболее слабые страны будут вынуждены объявлять дефолты по своим обязательствам, замораживать валютные депозиты, вводить валютный контроль на капитальные и текущие операции. Таких стран немало в Центральной и Восточной Европе, в Латинской Америке, Азии и Африке. Но они есть и в Западной Европе, хотя основные обязательства стран еврозоны — в евро и прямой дефолт им не грозит. При этом Европейский центробанк по определению проводит более ответственную денежную политику и не станет (по примеру ФРС) скупать на свой баланс «мусор» в триллионном размере. Постоянные информационные «вбросы» о возможном развале еврозоны в ближайшее время по причине дефолта ряда «слабых стран», входящих в ее состав, не более релевантны, чем рассуждения о развале США по причине выхода «слабых» (дефолтных) штатов: от выхода слабых стран евро только выиграет, а выход Германии, Франции или Италии нереален по техническим и политическим причинам.

«Развал международных рынков». Уже сегодня мировые рынки находятся в стадии реинтеграции (например, в январе 2009 г. американская нефть WTI котировалась порой на 8-10 долл., т.е. на 25%, ниже лондонской смеси Brent, хотя исторически ее цена всегда была выше, что говорит о трансатлантическом рыночном разломе).

2. Вторая стадия — переход к мировой гиперинфляции, которая не только обесценит американский долг, но и превратит весь мир в аналог России образца 1992 г., когда не ясна была стоимость ни капитальных, ни потребительских товаров и услуг, господствовал бартер и радиус доверия (основа рыночного обмена) ограничивался семьей или общиной. По сути, вместо финансового капитализма, господствующего последние 60 лет, будет сформирован ресурсно-силовой капитализм, в котором «частные армии» (наподобие печально известной по Ираку компании Blackwater) будут значить то же, что раньше инвестбанки.

3. Третья стадия мирового хаоса — всеобщая усталость, апатия, голод и другие бедствия. Они создадут информационный и психологический фон для коррумпированных национальных элит, и эти элиты будут продавливать то «мировое правительство» (по крайней мере, в экономической сфере), которое так хотят (и не могут) «продавить» сегодня либеральные верхи в рамках «мягкого сценария». Смогут ли «продавить» — большой вопрос…

Возможности адаптации экономики РФ

В данном разделе ставится задача более точно определить сценарии кризисной динамики для России, чтобы понять возможности реагирования, желательно упреждающего (активные меры будут рассмотрены далее).

На начало II квартала 2009 г. сформировались предпосылки перехода к «мягкому сценарию» (стабилизация темпов падения экономики и «подморозка» оставшихся элементов мировой финансовой системы): скупка ФРС «токсичных» активов и федеральных бондов (объявлен план выкупа ипотечных облигаций на сумму 750 млрд долл. и бондов на 300 млрд долл.), начало осуществления «плана Обамы», поднимающего бюджетный дефицит США в 2009 ф.г. до 1,75 млрд долл., отвлечение внимания публики на аферы типа «пирамиды Мэдоффа» и выплату бонусов получившим госсредства банкам и страховым компаниям, привыкание американского потребителя к сократившемуся на 10-15% уровню потребления — все это привело к небольшому оживлению на строительном рынке и в некоторых иных отраслях, а также к мини-буму на фондовом рынке (24 марта индексы в США «улетели» на 6-7% на деталях плана Гейтнера).

Вместе с тем постоянный рост безработицы, нарастание социальной напряженности во всех странах, затронутых кризисом, раскол элит, часть которых банкротится и «выбывает из большой игры», создают предпосылки для нового витка кризиса, перехода его в стадию коллапса (инерционный сценарий) или катастрофы (жесткий сценарий).

Поскольку все три «образа будущего», все три сценария существуют в реальности одновременно (исходя не из линейной, а из квантовой логики «точки бифуркации»), происходящий кризис для одних (пока их большинство) является коллапсом для других (например, для почти всех бывших олигархов РФ, банкиров в лондонском Сити или для таких стран, как Украина) и катастрофой для самых «продвинутых» или уязвимых: пирамидальное строение почти всего современного финансового бизнеса — совсем не исключение («игра ума» таких господ, как Бернард Мэдофф и Аллен Стэнфорд), а правило, несущая конструкция мира после 2000 г., когда администрация Билла Клинтона стараниями Лоуренса Саммерса и его коллег с Уолл-стрит провела закон об изменении регулирования товарных фьючерсов, после которого «теневая финансовая система» деривативов перестала регулироваться в принципе и в десятки раз превысила легальную систему, выкачивая из нее все соки.

Это хорошо видно на примере AIG: полученные по плану Полсена 160 млрд долл. перекачаны по реальным обязательствам по виртуальным CDS заигравшимся банкам, и это только по одному страховому случаю — банкротству невписавшихся (не договорившихся с Тимоти Гейтнером, тогда главой ФРБ Нью-Йорка) «братьев Леман»! Такие «центры катастрофы», бездонные финансовые воронки, как AIG или Ситибанк, способны перевесить любую программу выкупа «токсичных активов», поскольку токсичным становится все, к чему они прикасаются (как еще вчера становилось золотом все, к чему прикасались Алан Гринберг, Бернард Мэдофф или Уоррен Баффет). И уже не важно, как оценивать такие активы, сколько их еще можно скупить на баланс ФРС и казначейства США — важен только их внутренний «период полураспада», который является главной «военной тайной» системы.

Реальную катастрофу, кроме почившего бизнеса инвестбанков, переживают: американская автоиндустрия, пенсионная система США (по оценкам, «дыра» только этого года, когда на пенсию выходит поколение «бэби-бумеров», составляет несколько трлн долл. с учетом провала основного средства накопления — плана 401К, средства которого вложены в основном в обесценившиеся акции и облигации), финансы штатов и муниципалитетов.

Наконец, в катастрофическом положении бюджет США, дефицит которого (минимальная оценка) составит в этом финансовом году 1,75 трлн долл., или 12,5% от ВВП (обычно страны с таким дефицитом объявляют дефолт).

Прикрытие простого («бухгалтерского») факта неплатежеспособности федерального правительства США рассуждениями о безальтернативности доллара как резервной валюты, о «бездонной бочке» ФРС, которая может печатать и печатать баксы, разбрасывая их «с вертолета», — не более чем «последняя уловка» монетаристов на мир (табуирование сознания по методу НЛП): если не будет доллара, то не будет ничего, Вы этого хотите?!

На этом внешнем фоне экономика РФ, встретившая первую волну кризиса как все сырьевые или продуктопроизводящие страны (за исключением Китая) обвальным падением производства, сжатием денежной массы и утечкой капитала, пытается адаптироваться к уровню внешнего и внутреннего спроса. Цены на нефть поднялись выше 50 долл. (хотя большинство считает, что это ненадолго), рубль опустился на 5-7% от верхней границы, установленной ЦБ, рынок акций отскочил на 20% от своего дна. В общем, как всегда в ситуации отскока (аналог на войне — перерыв между бомбежками), «живи и радуйся»: (передохни!), чиновник и бизнесмен, потребитель и работяга, «офисный планктон» и горе-аналитик. Может быть, война закончилась?

Вместе с тем в «трюме» экономического корабля идут свои процессы: безработица быстро растет не только по причине падения спроса, но и потому, что слезающие с «кредитной иглы» предприятия вынуждены сокращать издержки, повышать производительность. Балансы банков за I квартал покажут резкое падение кредитования, рост просроченной задолженности. Налоги за I квартал (особенно региональные и местные) «провалятся» на 25-30%, а в некоторых регионах (монопродуктовых) и больше.

Правительство РФ, подсчитав баланс своих доходов и расходных обязательств, благоразумно, хотя и несколько поспешно, отказалось от заявленной политики перекредитования владельцев ключевых российских активов (программа 50 млрд долл. через ВЭБ), а также масштабных вливаний в реальный сектор. Отказалось как за неимением механизмов доведения средств (банковская система, «подсаженная» на политику «плавной девальвации» и сжатия балансов, не способна проводить средства в реальный сектор), так и по политическим причинам: чуть ли не впервые с начала 1990-х гг. Правительство «боится» гнева населения больше, чем гнева олигархов. Социальные обязательства сохранены почти полностью, тогда как обязательства олигархов (пока?) оставлены на их большой (практически безразмерной) совести.

В этой ситуации владельцы ключевых активов, оставшись один на один со своими западными кредиторами, попытаются «напоследок» «отжать» свои «токсичные активы», уйти в кэш и отдать то, что не получается удержать, жадным заимодавцам (если родное государство не берет). Желательно при этом избежать судьбы Мэдоффа. Те же из них, кто не имеет закритичного уровня задолженности и надеется сохраниться и окрепнуть в нынешнем кризисе, постараются переложить издержки кризиса на персонал и государство, сокращая издержки и уплату налогов.

С точки зрения бизнеса такая политика честна, если государство говорит нам: каждый сам за себя, — мы и будем спасаться кто как может.

ЦБ РФ также сменил политику, отказавшись от «раздачи слонов» (продажи валюты за розданные банкам на беззалоговых аукционах рубли), говоря участникам рынка: продавайте валюту (ее банки держат в ЦБ и на корсчетах на сумму более 100 млрд долл.), возобновляем режим денежного предложения на принципах «валютного совета». Спекулируйте рублем!

К чему это приведет в условиях «микрофинансовой стабилизации», которая наблюдается в начале весны 2009 г.? Будут накоплены новые долги (дополнительно к 550 млрд долл. по официальной статистике на начало года): банки уже привлекают средства населения и предприятий под 15% в валюте! Это — очередная пирамида, «отбить» такие проценты ни в каком легальном бизнесе невозможно. Но банки еще как-то (пока) «перекрутятся», используя свой доступ к «кредитору последней инстанции» (он же — первой и единственной) ЦБ, но что делать закредитованным «до отказа» предприятиям, стоимость которых «схлопнулась» ниже их кредитных портфелей? Таких предприятий (среди крупных) в РФ — более половины, они — в ключевых, наиболее выросших за последние годы секторах: нефть, газ, металлы, строительство, торговые сети.

Еще хуже то, что эти предприятия встроены в группы, владельцы которых перезаложили как сами эти предприятия, так и акции своих холдингов под личные проекты и затраты, в значительной степени за рубежом. Поэтому процесс декапитализации России, который за период с сентября 2008 г. по март 2009 г. привел к «схлопыванию» общей балансовой стоимости фондового рынка с 1 трлн долл. до 300 млрд долл., превратится в ближайшие недели и месяцы в процесс реальной распродажи заложенного добра: кто не успеет, тот опоздает, т.к. из 550 млрд долл. общего среднесрочного долга (из которого 120 млрд долл. минимум надо отдать еще в 2009 г.) обеспечено (капитализацией заложенных активов) не более чем на 1/2, поскольку не все фондовые активы из общей капитализации в 300 млрд долл. служили залогами под кредиты.

Помешать этой тотальной распродаже Правительство РФ не хочет (пока?), т.к. в нашем Белом доме (как и в другом, «настоящем») «вдруг» возобладал очередной миф фундаментальных либерал-монетаристов о лучшем качестве западного управления («пусть забирают» — почти этими словами заявил И.И. Шувалов иностранным кредиторам в середине марта в интервью Bloomberg). Забрать-то они заберут, а вот далеко ли сумеют унести эти «чемоданы без ручек» — вопрос другой. Об этом — в первом базовом сценарии (мягком).

Мягкий сценарий: адаптация экономики РФ к «успеху ФРС»

Итак, если ФРС удастся канализировать процессы саморазрушения в канале под названием «печатный станок», если Обама с верными системе «клинтоновцами» Саммерсом и Гейтнером смогут «заморочить голову» бизнесу и американскому потребителю обещаниями решить их проблемы в очередной раз за счет будущих поколений и при этом китайские и арабские товарищи «не дернутся», продолжая перекачивать все свои свободные финансовые ресурсы в долларовую топку, и если сложится еще множество условий квазиравновесия, о которых здесь не место писать, у РФ появляется шанс стать мини-стабилизатором мировой системы, вновь отдав свои стратегические ресурсы (теперь — в виде уплаты за долги) для «связывания» крошечной части (в масштабах системы) напечатанных зеленых бумажек в Сибири и на Дальнем Востоке и даже, может быть, в инфраструктурных проектах, которые нам так необходимы.

Конечно, масштаб и длительность этого мини-бума будет в разы (а то и на порядки) меньше, чем масштаб и сроки деривативно-потребительски-сырьевого «пузыря» 2001-2007 гг. им. тов. Гринспена и Саммерса. Скорее всего, в этот раз речь идет не о годах, а о месяцах (до 1,5-2 лет): если мягкий сценарий удастся, его «конечной станцией» станет вовсе не возврат к параметрам финансовой системы даже годичной давности (это невозможно), но все-таки переход к другой системе, в которой место инвестбанков займут госорганы финансового регулирования (такие мини-госпланы) и в которой роль наднационального регулирования (в соответствии с рекомендациями G20) существенно возрастет. Это означает, что удастся на время обуздать «теневую финансовую систему», каким-то образом не позволить ей быстро саморазрушаться, вытягивая ресурсы из легальной мировой финансовой системы.

Как это сделать, кардинально не изменив правила игры (например, не отменив придуманные в J.P. Morgan более 10 лет назад CDS, которых сейчас по некоторым оценкам «напечатано» на 62 трлн долл., а может оказаться намного больше — учета внебиржевых деривативов не существует), непонятно. Но вера в то, что ныне правящие знатоки системы (Бернанке, Саммерс, Гейтнер) могут совершить чудо, велика и может поддерживать ситуацию некоторое время. Но для кардинального решения проблем требуется добровольный или принудительный отказ от верховной финансовой власти тех игроков, которые печатают эти виртуальные обязательства, легко превращающиеся в обязательства реальные и в кэш.

Но если администрация и конгресс США почти сто лет не покушаются на власть частной корпорации (с правом печати денег) ФРС, имеющей баланс в 2 трлн долл. с эмиссией каких-то сотен миллиардов долларов в квартал, осмелятся ли они посягнуть на гораздо более мощных эмитентов, общий баланс которых (включая забалансовые деривативы) составляет десятки триллионов долларов (как говорилось в первой статье: 100 трлн долл. у J.P. Morgan, 60 трлн долл. у Goldman Sachs) и которые печатали обязательства на несколько триллионов долларов в год (а скорее всего, и продолжают что-то там подпечатывать, кто же им помешает)?!

И даже несчастная недобанкроченная страховая компания AIG, сотрудники которой вынуждены возвращать или отдать в виде налогов жалкие 165 млн долл. бонусов за 2008 г., в реальной мировой финансовой системе имеет гораздо большую власть, чем все центробанки мира вместе взятые, поскольку она эмитировала CDS на общую сумму, превышающую денежную массу G20. Сегодня перед всем миром за эти обязательства как миленькие расплачиваются американские налогоплательщики. Удивительная вещь, но очень показательная: верховная финансовая власть находится не у кредиторов, а у должников. В каком-то смысле системе легче и правильней «сбросить» (обанкротить) США, чем J.P. Morgan или Goldman. Может, она это и сделает?

Этот вариант развития событий — предмет третьего (жесткого) сценария, пока же мы рассматриваем «неканнибальский» мягкий вариант, в котором система «подмораживается» за счет очередного «Бреттон-Вудса», когда страны G20 соглашаются «потерпеть». Эти страны, включая Китай, который пока пытается «закрыться» и сделать ставку на модель «СССР-2», согласны даже на своего рода новый «план Маршалла». Америка платит за это контролируемой разовой девальвацией доллара (на 25-30%), отказом от протекционизма и сменой модели внутреннего воспроизводства, в которой финансовый сектор перестает играть ключевую роль по генерированию прибыли «из воздуха».

Такой сценарий предполагает следующие процессы в России как неотъемлемом «слабом звене» мировой системы шатающегося капитализма:

  1. Финансовая система РФ «сжимается» на 20-30%, при этом госбанки и несколько «дочек» западных банков становятся фактически полными монополистами в сфере кредитования долгосрочных и среднесрочных проектов, прежде всего в области инфраструктуры. ЦБ РФ продолжает рестрикционную денежную политику, что приводит (при стабилизации цен на нефть в коридоре 35-55 долл.) к среднегодовому курсу рубля в диапазоне 35-45 по бивалютной корзине, инфляции — до 15% в год.
  2. Платой за финансовую мини-стабилизацию выступает стагнация экспортно ориентированных и внутренних отраслей (падение до уровня стабилизации мирового и внутрироссийского спроса — на 20-25% по итогам года). При этом отрасли с длинным инвестиционным циклом (машиностроение, строительство, АПК) более уязвимы и могут упасть на 1/3 и больше (особенно строительство, сильно «перегретое» в некоторых регионах и секторах в предыдущие годы).
  3. В этом сценарии дефицит бюджета (за счет инфляционных доходов и секвестра ряда объявленных антикризисных программ) ограничится 5-7% ВВП, что позволит истратить несколько меньшую часть резервного фонда, чем закладывает Минфин РФ в новый проект бюджета.
  4. Мировые рейтинговые агентства, так же как мировые СМИ, «неожиданно» пересмотрят перспективы РФ на более благоприятные, что будет поддержано политической «разрядкой» в отношениях с администрацией Обамы на почве проработки нового соглашения по СНВ. Это приведет к спекулятивному мини-буму в середине 2009 г. с возможным ростом фондовых индексов еще на 25-30% от уровней конца марта (т.е. до 1000-1200 п.п. по индексу ММВБ и 900-1100 п.п. по индексу РТС). В этом случае приток капитала, хотя и не компенсирует необходимые платежи по внешним долгам в 2009 г. в размере 110-130 млрд долл., может составить 30-50 млрд долл. Это даст вывоз капитала по итогам года (с учетом результатов первого квартала) около 10% ВВП, что представляется (с точки зрения логики сценария) «соразмерным вкладом» РФ в стабилизацию мировой ситуации.
  5. К концу прогнозного периода (к 2011-2012 гг.) осуществление мягкого сценария будет означать для экономики РФ установление «политико-экономического диумвирата»: примерно по 1/2 активов у зарубежных и у отечественных (включая государство) игроков. Формирование у внешних партнеров «контрольного пакета» активов РФ в этом сценарии также возможно, но при «соблюдении лица» младших (местных) партнеров. Если же процесс установления внешнего контроля будет слишком явным и беспардонным, «кулаки и подкулачники» (отечественные крупные и мелкие бизнесмены) могут организовать смычку с «середняками и беднотой» (большинством населения) под антиглобалистскими лозунгами, что получит поддержку у большей части госаппарата, который может «крышевать» лишь местный бизнес.
  6. Для населения и большинства предпринимателей мягкий сценарий означает возврат в режим простого (или суженного — это у кого как получится) воспроизводства образца середины 1990-х гг., в котором рассчитывать приходится лишь на собственные силы (накопления) и в котором «распил» административной и ресурсной ренты — столь же далекое (чужое) дело, как многочисленные планы Барака Обамы, Тимоти Гейтнера и Бена Бернанке. Население полностью отчуждается от власти, которая (с определенного момента «привыкания» к посткризисным реалиям) перестает бояться социальных протестов и протестов представителей бизнеса, продолжая заниматься увлекательным танцем вокруг трубы.
  7. Наконец, для элит, перепроизводство которых привело в свое время к системному кризису и краху СССР, мягкий сценарий — это возможность «встраивания» в «новый мировой беспорядок», где административно-силовые и теневые поля и отношения будут означать то, что еще вчера значили поля и отношения финансовые, а позавчера — идеологические и промышленно-кооперационные. Элиты также будут секвестированы и обновлены, но умеренно — на 20-30%.

Вместе с тем предлагаемая новая, третья по счету за последние полвека, «большая сделка» российской власти с населением и западными партнерами (БС-3: «российские активы за погашение кредитов») не может быть столь же прочной и долговечной, как брежневская БС-1 (1970-е гг.: «газ и нефть в обмен на трубы») и БС-2 (2003-2008 гг.: «сырье в обмен на кредиты»).

Вероятно, с учетом возможных временных параметров стабилизации кризиса на Западе, БС-3 может продлиться не 10 или 5 лет, а не более чем 1,5-2 года, с выходом к 2012 г. на новый срыв за счет исчерпания внутренних ресурсов «подмораживания» системы. К концу БС-3 Россия окажется с экономикой более «любимого» Западом «мексикано-бразильского» типа, где экспортные потоки фактически заложены на многие годы вперед, а ключевые национальные активы контролируются ТНК. Это обеспечит безальтернативность дальнейшей траектории развития, ее полную зависимость от хода событий в центре системы, что отвечает интересам широкой внутренней коалиции (все наши элиты, «прописанные» на Западе по корпоративным и личным интересам).

Сколь бы ни была сильна мировая и отечественная коалиция мягкого сценария (умиротворения вышедшего из-под контроля «демона» теневой финансовой системы), инерция саморазрушения (сжатия, коллапса) системы огромна и в любой момент может привести к новым перегрузкам и провалам.

Инерционный сценарий: адаптация к шокам или новая «шоковая терапия»?

Любая неожиданная «встряска» на мировом финансовом рынке (обнаружение очередного «скелета в шкафу» в банках, корпорациях, в бюджетах некоторых стран и прочих финансовых пирамидах) способна свести на нет все стабилизационные меры мировых и российских финансовых властей. Очередная волна паники инвесторов способна вернуть рынки к минимальным уровням. При этом цены на нефть (технически) могут быстро упасть до 20-25 долл. за баррель, что будет означать выход на бюджетный дефицит более 10% от ВВП и курс рубля к бивалютной корзине около 50.

В этой ситуации экономика РФ попадет в режим «шоковой терапии» образца начала 1990-х гг.: в попытках удержать курс рубля и размер валютных резервов, ЦБ РФ и банковская система в целом проведут очередной виток денежного сжатия (обескровливание экономического оборота). Безработица (реальная) превысит 10-15% трудоспособного населения, падение ВВП составит не единицы, а 2-3 десятка процентов. Возврат кредитов путем их замещения российскими активами (в связи с обесценением последних) станет проблематичным, что поставит под сомнение БС-3, т.е. «социальный мир» между властью и населением, с одной стороны, и отечественной и мировой элитой — с другой.

Какие же параметры режима воспроизводства будут присущи данному сценарию? Среди основных параметров этого режима:

  1. Платежный баланс страны становится резко отрицательным вслед за падением сальдо торгового баланса и ускорением бегства капитала (возможно повторение рекордов IV квартала 2008 г. — 150-200 млрд долл. в квартал). В этой ситуации возможно либо сокращение валютных резервов (одновременно с ускоренной продажей валютных средств резервного фонда для покрытия критического размера дефицита бюджета), либо своевременное введение ряда мер валютного контроля. В любом случае валютный рынок испытывает шок.
  2. Размер дефицита консолидированного бюджета РФ достигает 15-20% ВВП, из них до 10% ВВП — дефицит федерального бюджета, остальные 5-10% — региональных и местных бюджетов (при этом реально весь дефицит приходится покрывать из Резервного фонда РФ, т.к. у регионов и муниципалитетов своих резервов нет). Такого же размера (до 20% ВВП или до 250 млрд долл. США) может достигнуть вывоз капитала, что приведет к резкому сжатию денежной массы и падению выпуска продукции базовых отраслей на 20-30%.
  3. Уровень безработицы, растущая социальная напряженность и общая растерянность (фрустрация) в элитах и населении при этом сценарии гораздо выше, чем при мягком. Это повышает риски срывов не только в социальной и экономической, но и в политической (внутриэлитной) сфере: «война всех против всех» за резко снизившуюся ресурсную и административную ренту дает возможность «прорыва к пирогу» неожиданным (внесистемным) игрокам, что чревато тотальным переделом власти и собственности.
  4. Внешние игроки в данном сценарии обретают дополнительные возможности для «игры на понижение», включая «атаки на рубль» и получение активов не просто дешево, но с доплатой в виде прилагаемых к активам «кусков» политической власти. Этот вариант предполагает переход к «внешнему управлению» по модели знаменитой Ост-Индской компании, которая держала в руках силами 200 тыс. чел. персонала 200 млн индусов более ста лет.
  5. Конечной целью сценария «болтанки» будет переход экономики РФ либо на траекторию «вырожденного» мягкого сценария (такая же сделка между внешними и «доморощенными» элитами, но уже без населения и за счет последнего, что воспроизводит модель трофейного освоения 1990-х гг. со всеми ее «прелестями»), либо на траекторию жесткого сценария, который будет изложен ниже.

Жесткий сценарий: Россия на обломках мировой финансовой системы

В случае быстрого и неконтролируемого распада мировой финансовой системы, который может начаться при «неожиданном» кризисе доверия к оставшимся институтам денежного регулирования (ФРС, центробанкам и минфинам ведущих стран), что выразится в крахе рынка американских облигаций и неконтролируемом падении главной резервной валюты (доллара США), экономика РФ, как и мировая экономика в целом, попадет в режим катастрофы образца если не 1917-1918 гг. (хотя и этот, наихудший сценарий полной хозяйственной разрухи, к сожалению, возможен), то в режим катастрофы (распада) хозяйственной системы образца 1990-1991 гг.

Режим хозяйственной и социальной катастрофы (краха сложившейся модели воспроизводства и обмена деятельностью) означает:

  1. Паралич финансовой системы, которая перестает выполнять функции не только кредитования, но и обслуживания платежного оборота. Массовое бегство вкладчиков из банков, включая государственные. Неплатежи между предприятиями и неплатежи в бюджет. Банкротство градообразующих предприятий, рост безработицы до трети и выше трудоспособного населения. Социальное напряжение во всех регионах и сферах деятельности. Проблемы продуктового и энергоснабжения больших городов.
  2. Утрата Россией международного рейтинга инвестиционного уровня. Неконтролируемая девальвация рубля (до 75 руб. по бивалютной корзине), утрата ликвидной части валютных резервов, переход к режиму жесткого валютного регулирования, проблемы с финансированием критического импорта. Высокая инфляция, переход к эмиссионному бюджетному финансированию.
  3. Переход большинства населения в режим выживания с использованием «подножного корма» (ЛПХ) и самозанятости. Рост преступности и смертности от всех видов заболеваний. Политизация молодежи, включая рост радикальных настроений и действий. Утрата властью легитимности в глазах большинства и хаотизация власти.
  4. Переход крупных компаний в режим «натурального хозяйства» (свои платежные системы, питание, «правосудие» и проч.). Анклавная экономика (точки добычи сырья, трубопроводы, все остальное — несвязанные «островки» экономической активности, почти неконтролируемые государством). Полузатопленный «Архипелаг Нефтегазметалл» — все что останется от экономики РФ в режиме катастрофы. Но и его выживание не гарантировано в среднесрочном периоде, т.к. в сценарии катастрофы спрос на российское сырье сократится в разы (Европа также будет выживать, а что будет с Китаем при этом сценарии неясно: в любом случае его интересует лишь Восточная Сибирь).
  5. В отсутствие единой мировой финансовой системы, «схлопывание» которой и вызовет общемировую и российскую социально-экономическую катастрофу, взаимодействие РФ с остальным миром будет происходить на основе бартера или некоторых платежных суррогатов, вокруг которых будет (как когда-то вокруг «Березки») кормиться выжившая жалкая «финансовая олигархия».

В каком-то смысле это будет логичное завершение («зацикливание») истории «первоначального накопления капитала» в России: многие нынешние миллиардеры начинали с «ломки» чеков и кончат тем же.

Сценарий катастрофы пока кажется маловероятным, как год назад невероятным казалось исчезновение инвестбанков, национализация целых отраслей, дефолтирование стран. Но если «теневая финансовая система» успеет в процессе своего саморазрушения захватить все реальные ресурсы (а пока не понятно, что ей может помешать), управляющие и инфраструктурные активы по всему миру, существование пирамиды деривативов как «рычага» для перекачки ресурсов и добавленной стоимости перестанет быть для нее необходимым. И на место «теневой финансовой системы» встанет мировая теневая ресурсно-силовая олигархия, которая будет управлять хаосом не через фьючерсы на нефть, а через поставки (или непоставки) продовольствия и медикаментов, через контроль местных «вождей племен» на уровне доступа к элитному потреблению в относительно спокойных местах планеты.

Возможности упреждающего реагирования России и влияния на выбор сценария

Исходная базовая гипотеза статьи состоит в том, что, несмотря на самые умелые действия администрации США и ФРС, несмотря на любые договоренности на международном уровне, процесс саморазрушения мировой финансовой системы необратим, и речь может идти лишь о выборе сценария самого мощного в мировой экономической истории краха, запрограммированного всем развитием системы глобального финансового капитализма.

Конечно, если данная исходная посылка неверна, то предложенные в первых частях доклада сценарии также неактуальны и предлагаемые ниже меры реагирования («ставки в игре»), в их связанном виде, не будут соответствовать реальности и подлежат «перезаписи» в другом «фильме».

Однако если мы имеем дело не просто с конъюнктурно-цикличным кризисом и даже не просто со структурно-кондратьевским «большим переходом» к новому технологическому укладу, но с семейством (суперпозицией) кризисов, со своеобразным «кризисом-матрешкой», так удачно охарактеризованным и раскрытым А.И. Фурсовым, то и меры реагирования должны соответствовать природе и глубине происходящих процессов.

Возникает законный вопрос: может ли наша страна, ее руководство, компании и граждане быть не только объектом чужих манипуляций, так сказать «щепками от разломанной шлюпки» в глобальном «идеальном шторме», но если не спасателями, то хотя бы верящей в свой плот командой, не теряющей надежды? Ведь хорошо известен феномен ГУЛАГа и немецких концлагерей, где выживали те, кто верил, кто видел смысл («божественный дар» или, напротив, коммунистический долг) существования в этих запредельно нечеловеческих условиях.

Тем более есть возможности для рефлексии по поводу нашего давнего и недавнего опыта адаптации к кризисам, коллапсам и катастрофам, о которых американцы и европейцы подзабыли за последние 50 лет. Вопрос психологической готовности сегодня первостепенный: «предупрежден — значит, вооружен».

У России, несмотря на повышенную (даже по сравнению с рядом стран ОЭСР) открытость экономики (измеряемую как доля экспорта и импорта в ВВП, а также как доля ввоза-вывоза капитала), несмотря на полную «встроенность» в мировую финансовую и рыночную систему, остаются как возможности влияния на ситуацию в рамках каждого из трех сценариев, так и — что совсем уж невероятно звучит — возможности влияния на выбор сценария, воздействия на изменение глобальных правил игры, шансы на собственную игру на опережение.

Возможности «своей игры» в рамках мягкого сценария

Несмотря на уменьшающиеся собственные ресурсы (валютные, производственные, управленческие), постепенное, но неуклонное нарастание собственных проблем (безработица, падение доходов и экономической активности) Россия пока располагает «кэшем», что в нынешних условиях крайне важно. Но и это не главное: наша страна не встроена напрямую в «теневую финансовую систему» (пирамиду деривативов) и сравнительно просто может (если захочет) «перекрыть каналы» отравления собственной финансовой системы и собственной экономики.

Поскольку в рамках мягкого сценария международные рейтинги России понижены не будут (по крайней мере, резко), отток капитала составит «терпимые» 7-10% ВВП, все возможности внутренней стабилизации будут зависеть от своевременности принятия следующих мер:

  1. Денежно-кредитная политика и уточнение «мандата ЦБ РФ». Вместо осуществляемой сейчас разрушительной для реального сектора пассивной (ограничительной) денежной политики, основанной на модели «валютного управления» (эмиссия денег только под покупку валюты), ЦБ РФ переходит к проактивной политике таргетирования инфляции путем «связывания» денег в средне- и долгосрочных инфраструктурных проектах (через целевое кредитование бюджета и крупных банков под обеспечение инфраструктурными облигациями и прочими «первоклассными» активами). Процентные ставки понижаются до величины процента окупаемости основных секторов экономики и инфраструктуры. «Мандат» ЦБ РФ (поддержание стабильности национальной валюты) трактуется не в «узком» (характерном для недоразвитых финансовых систем), а в «широком» смысле — не только в смысле сдерживания инфляции (с учетом мировой «дефляционной спирали» это становится менее актуальным), но в смысле обеспечения адекватного денежного предложения для простого и расширенного воспроизводства.
  2. Институциональная политика. Внешние задолженности российских компаний либо реструктурируются, либо трансформируются в доли собственности на соответствующие активы. Поскольку, вероятнее всего, стоимости активов не хватит на удовлетворение требований всех кредиторов, задача государства будет заключаться в обеспечении относительно равных правил обмена долгов на активы: это предполагает повышенную нагрузку на судебную систему РФ, которая пока к этому не готова. Также не готова административная система в целом, т.к. проведение новых «залоговых аукционов» (собственность за долги) может вызвать такие внутриэлитные войны, что политико-экономический вес всех «драчунов» упадет.
  3. Секторальная политика. Кроме адекватной денежно-кредитной (п. 1) и институциональной (п. 2) политики, Правительству РФ потребуется адекватная региональная и отраслевая политика, а именно: проектное финансирование проработанных еще в «тучные» годы межотраслевых и межрегиональных проектов, сохраняющих единую ткань страны и задающих «точки роста» в общей депрессивной среде. Самое ценное в такой политике — не выделяемое обычно «кейнсианское» содержание (поддержка спроса), т.к. опыт 1930-х гг. в США и наших 1980-х гг. показал, что общий спрос при системном сбое госсредствами не выправляется, а то, что предприятиям и населению дают понять: даже в этих условиях можно осмысленно заниматься развитием. Делай как я!
  4. Социальная политика в «мягком сценарии» фокусируется не столько на создании рабочих мест в общественном секторе и выплате пособий, сколько на поддержании на приемлемом уровне социальной инфраструктуры (образования, медицины, охраны правопорядка), поскольку именно эти сети ежедневно дают людям «наличность» государства и они же имеют тенденцию к быстрому обветшанию (переходу на самопрокорм) в кризис. Россия — социальное государство, написано в нашей Конституции, и появляется случай продемонстрировать это на деле. Как в трудные времена или на войне проявляется нутро человека, так здесь проявится солидарный лик или, напротив, дарвинистский оскал власти. В принятом в апреле измененном бюджете 2009 г. расходы на образование, культуру, науку и медицину сокращены в среднем на 5-10%, при том что в целом расходы выросли (за счет помощи банкам и финансовому рынку) на 7,4%. Хотя ряд других расходов (например, оборона, дорожное строительство, АПК) секвестированы больше (на 12-25%), это лишь подтверждает тренд: долгосрочные (инфраструктурные) проекты сворачиваются (включая инвестиции в человеческий капитал) под натиском текущего латания «дыр» финсистемы.
  5. Бюджетная политика. При стабильности рубля, понижении реальных процентных ставок до однозначных величин у государства появляется возможность финансирования части дефицита госбюджета за счет развития рынка внутреннего (рублевого) долга, т.к. банки и иные институциональные инвесторы (пенсионные фонды, страховые компании и др.) будут испытывать дефицит надежных инструментов инвестирования с учетом сохранения повышенных рисков фондового рынка и рынка корпоративных облигаций. В 2009 г. возможен выпуск облигаций на сумму до 0,5 трлн руб. дополнительно к сравнимому выпуску инфраструктурных облигаций. Тем самым может быть покрыто до 1/3 дефицита бюджета этого года (1 трлн руб. из 3 трлн руб.), что позволит сократить использование средств резервного фонда, создаст механизм бюджетного рефинансирования.
  6. Валютное регулирование. Поскольку и в данном сценарии остаются риски «срыва» в очередной штопор, поскольку существует риск импорта «токсичности» мировой финансовой системы, требуется осуществление ряда защитных (превентивных) мер по «отгораживанию» российской финансовой системы и экономики от соответствующих «источников заразы»:
  • жесткое исполнение ЦБ РФ ранее принятых мер контроля и регулирования капитальных операций с оффшорными зонами, что означает «примерное выполнение» рекомендаций G20;
  • регулирование ЦБ РФ и ФСФР всех забалансовых операций российских банков и компаний, с тем чтобы «неожиданно» не вылезли такие проблемы как, например, неисполнение валютных свопов в 1998 г. (на 120 млрд долл.);
  • переход на преимущественно внутреннее рейтингование банков и компаний для целей кредитования, в т.ч. со стороны ЦБ РФ;
  • стимулирование переноса регистрации прав собственности на российские активы из офшорных юрисдикций в РФ мерами антимонопольного и «антиотмывочного» законодательства и правоприменения (обеспечение «прозрачности» всех сделок, в том числе с государством, в русле требований G20).

Россия может выставить себя (в этот раз — в собственных интересах) «примерным учеником», реализовав в опережающем порядке новую «мировую финансовую архитектуру» у себя дома, сократив потенциал спекулятивных атак на свои активы извне.

7. Международная экономическая политика. Заняв активную позицию в рамках G20 и Форума финансовой стабильности (необходимость реформы МВФ, введения наднациональной резервной валюты и проч.), создав Фонд стабилизации ЕврАзЭС в размере 10 млрд долл. и внеся в него 7,5 млрд долл., Россия сделала заявку на роль «регионального стабилизатора», а также (в рамках БРИК) на роль одного из участников глобальной «коалиции стабилизации» на альтернативных «вашингтонскому консенсусу» принципах. Дискуссия о мировой валюте по сути является таким же отвлекающим пиар-ходом, как «ахи» о бонусах AIG: реальный спор («трансатлантический разлом») идет по вопросу выбора между «подморозкой» системы путем вброса в ее «топку» новой ликвидности (позиция США и отчасти Великобритании) и ее ограничением (международным регулированием) — это позиция континентальной Европы (Франции и Германии прежде всего). У Барака Обамы, если он хочет позиционировать себя не только как американский, но как международный лидер, возникает шанс «встать над схваткой», предложить компромисс: «Среди участников G20 есть те, кто яростно выступает за стимулирование, а есть те, кто за ужесточение регулирования. Но я сторонник того, что надо делать «и то и другое» (1). При этом Обама хорошо понимает значение ставки для себя лично: «Если избиратели поймут… что мы вкачиваем в институты все больше и больше денег, ничего не получая взамен, кроме оттягивания катастрофы, будет гораздо труднее доказать необходимость дальнейших интервенций» (2). Достигнутый в Лондоне 2 апреля компромисс под звонким слоганом «1 трлн долл. для МВФ и 5 трлн долл. для стимулирования мировой экономики» и одновременное объявление о создании в перспективе мирового регулятора финансовой системы (МВФ + Совет по финансовой стабильности) означает лишь то, что пока каждый остался при своих: США и Великобритания как бы имеют «международный мандат» на политику «количественного ослабления» (печатания денег), Франция и Германия — право пытаться «выскочить из объятий» управляющих структур мировой финансовой системы (рейтинговые агентства, хедж-фонды, крупнейшие банки — эмитенты деривативов) за счет некоего «регулирования» (ограничения) их активности, Китай — право на увеличение своей роли в МВФ и мировой финансовой системе в целом. Но основные бои, конечно, впереди. Что касается вышеупомянутых заявок России — если это всего лишь «бунт на коленях» и наша страна на деле будет продолжать «держаться колеи» монетаристских догм (фетишизм финансовой системы, которую «надо спасать во что бы то ни стало»; борьба с инфляцией прежде всего и проч.), то русский «потешный полк» никто и не заметит и будут вести торг только с реально альтернативными идейно-практическими центрами типа Саркози — Меркель или Китай.

Позволяя западным инвесторам овладеть (в рамках операции «собственность за долги») стратегическими активами в РФ, Правительство РФ может и должно на паритетных началах требовать допуска к соответствующим стратегическим активам на Западе, для чего потребуется инвестирование части средств Фонда национального благосостояния и Резервного фонда.

Идея обмена собственностью по принципу «око за око» (при получении западными инвесторами за долги российской собственности на 150-200 млрд долл. покупка на такую же сумму активов на Западе суверенными фондами РФ) кажется слишком смелой и плохо реализуемой, однако, по официальным данным ЦБ РФ, из почти 400 млрд долл. валютных резервов (на конец марта 2009 г.) на казначейские обязательства США приходится менее 1/3 (порядка 120 млрд долл.), что представляется достаточным вкладом в стабилизацию американской финансовой системы; остальные же средства ЗВР, находящиеся в краткосрочных инструментах денежного рынка в долларах и евро, вполне могут быть использованы для реализации предлагаемой «стратегической сделки». Технически сделка должна быть подкреплена механизмом «валютных свопов» с основными партнерами по примеру соответствующих сделок, которые уже провели ФРС (на 120 млрд долл., без учета свопов с ЦБ ЕС и Японии) и ЦБ Китая.

При этом речь не должна идти о покупке финансовых активов (долей в «Ситибанке» и проч.), но только о долях в ведущих машиностроительных и иных компаниях реального сектора (типа Airbus, Siemens и т.п.), которые имеют необходимые нам технологии и с которыми у корпораций РФ выстраивается производственная кооперация. По крайней мере, европейские страны и компании могут быть готовы к подобному «размену», если он будет оправдан в глазах элит и населения сохранением рабочих мест и получением заказов в период экономической рецессии. Односторонний же допуск иностранных владельцев к российским активам с сохранением наших резервов в фактически бездоходных финансовых госактивах на Западе приведет лишь к искушению «забрать» эти ненужные нам (для стратегических целей) резервы через механизмы валютных девальваций, атак на рубль и пр.

Поскольку данный механизм «стратегического обмена активами» является ядром новой «большой сделки» (БС-3; 3), он должен быть тщательно проработан и обсужден на политическом и экономическом уровнях не позже середины 2009 г. В случае неготовности «системного решения» на уровне Евросоюза такие сделки можно проводить на двусторонней основе с отдельными странами и компаниями.

В качестве примера можно привести объявленную 30.03.09 сделку по покупке «Сургутнефтегазом» за 1,4 млрд евро пакета акций венгерской компании MOL (чуть более 20%). В ближайшее время восточноевропейцы будут сговорчивы (учитывая финансовое положение). У «Сургутнефтегаза» весьма кстати имеется в запасе еще более 20 млрд долл. «кэша» для подобных сделок.

План «стратегической обороны» и возможности контригры в рамках инерционного сценария

В условиях плохо прогнозируемой жесткой турбулентности на мировых рынках Россия должна иметь план необходимой «стратегической обороны», который включает в себя следующие защитные контуры («эшелоны обороны»):

  1. Защита национальной валюты. Возможные «набеги» международных спекулянтов на соседние страны вплоть до их дефолтирования (Украина, Латвия и др.) приведут к трансляции негативного отношения к России. Временное совпадение этих процессов с новым витком падения цен на сырье сделает возможным новый раунд девальвации рубля и растрату части валютных резервов РФ. К этому времени ЦБ РФ должен иметь (и желательно — заранее объявить) ряд мер валютного регулирования (продажа части валютной выручки, лимитирование открытых валютных позиций банков и проч.). Правительство РФ также может «профилактировать» очередную волну паники введением «экспортной пошлины» (налога на сверхприбыль) на вывоз капитала, т.к. экономическая природа прибыли при девальвации валюты тождественна сверхприбыли (ренте) от продажи сырья при росте мировых цен.
  2. Защита финансовой системы и кредитно-денежного оборота. Поскольку банки в ближайшие месяцы (и, вероятно, годы) будут заняты расчисткой балансов, списанием «плохих долгов» и т.п., ЦБ РФ должен быть готов «подхватить» систему расчетов (через РКЦ и госбанки). Подобный опыт был в США в период Великой депрессии: «Государственная реконструктивная финансовая корпорация (RFC) заполнила нишу, образовавшуюся после «ухода» банков. RFC кредитовала ключевые отрасли, железную дорогу и крупные предприятия. Она также предоставляла кредиты предприятиям малого бизнеса. Ливингстон выяснил, что размер большинства кредитов RFC не превышал 100 тыс. долл. За период с 1933 по 1937 г. сумма предоставленных RFC кредитов в четыре раза превысила размер кредитов, выданных основными банками страны» (4). Принятые Правительством РФ программы поддержки системообразующих предприятий, АПК, ОПК и др., приоритетные «прямые инвестиции» могут в условиях возможного паралича расчетов производиться в «ручном режиме» через РКЦ и 1-2 госбанка (все технологии сметного финансирования освоены еще в советские годы и сейчас применяются в казначействе по бюджетным расходам). Либо (при условии введения валютного контроля) может быть применен китайский опыт стимулировании банков к росту кредитования: только в январе 2009 г. в КНР реальному сектору экономики выдано в 3 раза больше кредитов, чем в январе 2008 г. С точки зрения защиты вкладчиков в качестве превентивной меры может рассматриваться (несмотря на сопротивление Сбербанка, опасающегося оттока вкладов) введение по примеру Германии и ряда других стран полной гарантии по вкладам (может быть, только в национальной валюте, что само по себе будет мощным драйвером дедолларизации сбережений).
  3. Защита стратегических активов в экономике и обеспечение выпуска продукции жизнеобеспечения (продовольствие, энергия, транспорт и др.). Допустить в третий раз вакханалию в правах собственности и в выпуске «социально значимых» товаров и услуг (как это было в конце 1980-х и в середине 1990-х гг.) — значит отбросить экономику страны в институциональном и производственном смыслах в состояние «беспредела» (катастрофы). Поэтому ряд объектов жизнеобеспечения (например, ряд градообразующих энергообъектов, элеваторов и портов) может быть национализирован либо поставлен под жесткий антимонопольный контроль. Предприятия из списка системообразующих также должны получать финансовую помощь только под соответствующие бизнес-планы и передачу пакетов акций (активов) государству в качестве обеспечения своих обязательств по выпуску продукции и возврату средств. Покупка стратегических активов иностранными инвесторами (или конверсия долгов в собственность) допускается при условии «симметричного доступа» к активам, либо рынкам, либо технологиям страны «прописки» инвестора (см. план действий в «мягком сценарии»).
  4. Защита систем воспроизводства «человеческого капитала». Образование, медицина, наука, культура, СМИ, система обеспечения правопорядка (раньше все это называлось «непроизводственная сфера») — самые уязвимые базовые системы государства, которые в условиях недофинансирования вырождаются, теряют минимально допустимые стандарты и «подтачивают» долгосрочный потенциал общества, в том числе и потенциал адаптации к экономическому спаду. Поэтому Правительство РФ должно принять ряд защитных мер, направленных на обеспечение «штатной работы» этих систем; имеется в виду перевод их в режим «защищенных статей бюджета», ужесточение контроля (отказ от коммерциализации ряда услуг), формирование госзаказа на основную продукцию (выпуск специалистов в вузах, проведение операций в больницах и т.п.).
  5. Защита адекватности, целостности и международной конкурентоспособности систем управления. Нагрузки на руководство на всех уровнях (государство, регион, город, компания) даже в «мягком сценарии» резко возрастают. В условиях резкого сокращения «административной ренты» риски недееспособности системы управления, работы ее звеньев сугубо в режиме ожидания, запаздывающего реагирования или просто «самопрокорма» — недопустимая роскошь, приводящая к прожиганию временного ресурса, который в этом сценарии есть (в отличие от «жесткого») и позволяет подготовиться к функционированию в посткризисных режимах.

В этих условиях на всех уровнях должна быть резко усилена «штабная» функция: на уровне государства таким «генштабом» могло бы стать Правительство РФ (его аппарат) или же Совбез, при котором должны быть созданы рабочие и экспертные группы по основным блокам угроз и решений; в компаниях должна быть активизирована работа советов директоров с превращением их из контрольно-наблюдательного в «законодательный» (стратегический) орган управления. Для «сбоя» настройки элементов системы на преимущественный «сбор меда» (административной ренты) должна проводиться активная вертикальная и горизонтальная ротация, кадровый отбор извне системы госуправления («свежая кровь») — прежде всего из «неолигархического бизнеса», науки и армии. Доля работы по отбору кадров в «ежедневном рабочем графике» первых лиц должна резко возрасти и составить от 1/3 до 1/2 времени.

Разумеется, одних защитных мер недостаточно, поскольку даже пристегнутый пассажир самолета имеет шанс встретиться с землей, если падает лайнер мировой экономики. Если же речь идет не о пассажире, а о пилоте, требуется (после системного анализа ситуации и командно-штабных игр по ее прогнозированию и по вариантам действий) проводить определенную политику, предлагать ответы на ту или иную игру партнеров.

Возможности контригры России в инерционном сценарии связаны с готовностью на всех уровнях (руководство страны, компании, рядовые граждане) к опережающему реагированию на возможное изменение правил игры, с нашей готовностью к «жесткому» сценарию, к самому неблагоприятному развитию событий. Дальнейшее описание «ставок», которые может делать Россия, дается в качестве примерных ответов на внешние шоки (изменения правил игры):

  1. Шок «перезагрузки» валютной системы: разовой («компромиссной») девальвации доллара на 20-30% и падения цен на сырье (до 30 долл. за баррель нефти). Ставка России — разовая девальвация рубля на 20-30% к бивалютной корзине (до уровня 45-50) и одновременно защита величины и структуры резервов. Цель — сохранить ресурсы для финансирования критического импорта и защита производителей.
  2. Шок сброса периферии системы: дефолтирование стран-соседей и снижение рейтингов РФ, наших компаний и банков до «спекулятивного» (неинвестиционного) уровня. Ставка РФ — своевременный отзыв (добровольный отказ эмитента) от рейтингов, использование «паники инвесторов» для скупки обязательств РФ, ее крупнейших компаний и банков. Цель — недопущение риска дефолтирования нашей страны и ее крупных компаний, размещение резервов во внутренних валютных обязательствах системообразующих банков и компаний.
  3. Шок торговых войн с основными партнерами, включая газовую войну с ЕС, возможный сбой транзита через Украину, перебои с поставками продовольствия и медикаментов. Ставка РФ — создание внутренних стратегических резервов основных сырьевых товаров, продовольствия и лекарств (в расчете на 6 месяцев потребления), диверсификация поставок. Цель — сохранить устойчивость производства (иначе — разовое падение выпуска на 1/3 и больше, как в Украине), обеспечение критического импорта.
  4. Шок «сговора G2 за счет России»: США и Китай могут разделить сферы влияния и «спасти доллар» путем включения юаня в «корзину МВФ» (пока там доллар, евро, фунт и иена) и перехода от «привязки» мировой валюты к нефти (модель последних 30 лет) к привязке к «потребительской корзине» (продовольствие, энергия, одежда и проч.). Ставка РФ в этой ситуации — «отвязка» рубля от бивалютной корзины (доллар — евро) и его обеспечение набором собственных стратегических ресурсов. Цель — предотвращение «девальвации» страны, сохранение и в перспективе рост «веса» (относительной силы) РФ в мировой экономике.
  5. Шок развала мировых рынков труда, товаров и услуг (например, как следствие глобальной пандемии). Развал международного товарооборота приведет к тому, что выиграют страны (сообщества стран), которые имеют сбалансированный набор базовых отраслей (АПК, легкая промышленность, машиностроение, энергетика и др.) — Европа, Китай, отчасти США, НАФТА. Россия в этой ситуации будет вынуждена провести быстрое и болезненное (квоты, талоны и проч.) импортозамещение по продовольствию и по рынку труда.
  6. Шок утраты доверия к действиям ФРС и американского Минфина — развал мировых рынков капитала. Этот отказ «последнего двигателя» лайнера мировой финансовой системы, почти наверняка предопределяющий «сваливание» в штопор «жесткого сценария» (быстрого сноса системы), предполагает «аварийные» действия всех игроков: бегство капитала из «ядра системы» в попытках спастись в тех или иных реальных активах. Ставка РФ в этой экстремальной ситуации — стать «тихой гаванью» для собственных и чужих капиталов, что предполагает ревальвацию рубля, защиту отечественного (весьма «малого» по мировым меркам) фондового рынка. Цель — минимизация потерь от реструктуризации американских обязательств, формирование имиджа и реальной практики РФ «как новой Швейцарии» (в которой вместо банков — недра).
  7. Шок развала мировой информационной системы (прежде всего Интернета). Если под влиянием какой-либо «пандемии компьютерных вирусов» Интернет развалится на несколько зон, либо он будет во всемирном и страновом масштабе взят «под колпак» (по образцу Китая), при этом глобальные масс-медиа (типа CNN, Bloomberg и др.) потеряют выход на те 2 млрд человек, которые сегодня имеют доступ в глобальное информационное поле, Россия может сделать свою ставку и сформировать собственный кластер («рунет») для стран СНГ, ЦВЕ, Израиля.

Перечень шоков далеко не полон; отработка реагирования на данные жесткие воздействия внешней среды — отдельная задача стратегического планирования (в рамках главных задач «экономического генштаба»), решаемая в том числе построением «ситуационного центра» с набором тренажеров, экспертов и игровых технологий по сценарному моделированию и реагированию на всех уровнях, во всех средах и пространственно-временных режимах. Исключительно для примера приведем «отрывок записи» возможного командно-штабного учения (для простоты — на уровне штаб-квартиры крупного банка). Это чисто условный пример необходимости отработки действий до вынужденного (в режиме цейтнота и цугцванга) «попадания» страны или компании в жесткую ситуацию.

Вводная: Лишение банка (в 24.00 по Москве) инвестиционного рейтинга. Торговля CDS банка на уровне 1500-2000 базисных пунктов (вероятность дефолта — 15-20%) утром после открытия Сити, падение еврооблигаций банка к обеду до уровня 70% от номинала. Паника иностранных и российских акционеров.

Последствия: закрытие лимитов межбанковского кредитования. Экстренная помощь ЦБ РФ в размере капитала первого уровня (10% валюты баланса). Набег вкладчиков. Полная национализация банка (выкуп акций на бирже и у иностранных акционеров через АСВ на деньги ЦБ, включая покрытие части обязательств на межбанковском рынке и перед вкладчиками). Общая сумма — 18 млрд долл.

«Разбор полетов» (причин краха банка) на расширенном заседании наблюдательного совета банка. Председатель совета (представитель Минфина): Мы предупреждали о недопустимом накоплении на балансе банка «плохих активов» (путем конверсии заложенной недвижимости из кредитного обеспечения в активы) еще полгода назад.

Председатель правления банка: У нас не было другой возможности погашения этих кредитов, тем более что за корпорацию Х и торговую сеть ХХ просили из администрации, а за девелопера ХХХ — из правительства Москвы и Белого дома. Мы не могли без конца создавать резервы под эти кредиты, тем более что ЦБ не позволил бы нам третий квартал подряд относить эти кредиты даже к 3-й группе риска. Вы забыли, что Минфин сам настаивал на нашем фондировании на Западе под залог этих несчастных еврооблигаций.

Заместитель председателя совета (представитель ЦБ): Вы должны были работать с рейтинговыми агентствами. Нельзя было ссориться с иностранными кредиторами этой корпорации Х, забирая себе почти все ее нормальные активы и оставив их «с носом». Зачем Вы вообще полезли в эти активы — захотелось стать крупнейшим промышленником и строителем России?! Мы присылали Вам предписание о превышении рисков на одного заемщика, хоть этот заемщик был Вашей 100-процентной дочкой.

Председатель правления: Банк не мог продать все эти заводы, магазины, билдинги. Внутри страны просто некому. Мы пытались даже предложить их нашим западным контрагентам. Но они сказали: Вы — полугосударственный банк, продавайте государству, или оно все равно за Вас заплатит. Мы обращались в Правительство: заберите, дайте нам хоть какие-то «живые деньги» (недвижимость, например, нам досталась по 1,5 тыс. долл. за 1 м2). В ответ: сами набрали, сами и «крутитесь». Мы были вынуждены создать кучу отраслевых отделов, превратились чуть ли не в Госплан с Госснабом в одном флаконе. И что же? Нам еще за это постоянно «резали» нормативы и лимиты кредитования в ЦБ. Чего же Вы хотите — почти все эти активы вдруг стали токсичными, хотя еще вчера за ними выстраивалась очередь. Да мы бы «перекрутились»: большинство активов приносило приличный «кэш флоу», еще бы полгодика на реструктуризацию…

Председатель совета: Ваши рассуждения показывают, что Вы уже не банкир, Вы рассуждаете как предприниматель. А Вас наняли (и платили вам бонусы по 3 млн долл. в год, между прочим) для простой вещи: вовремя бить тревогу и не совать денег вкладчиков и государства во все эти «потемкинские деревни». Вы могли кредитовать население, оборонку, нас (Минфин), наконец. Нет, Вам захотелось стать великим санатором чуть ли не половины экономики! Да Вы последние полгода банком вообще не занимались — все осматривали свои новые владения: от Дальнего Востока до Урала и далее — до многих европейских стран.

Заместитель председателя совета: Зачем Вы поссорились со своим аудитором, когда он Вам рекомендовал (всего лишь!) внести забалансовые сделки в баланс. Речь-то шла о каких-то 3-4 млрд долл. своповых операций в интересах одного из ваших клиентов (какого — запамятовал). Нет, Вы подняли шум, уверяя, что на Западе эти внебалансы — само собой разумеющиеся вещи и на много порядков больше ваших. Они и «заказали» Вас у рейтингистов, да и соответствующий фон на Блумберге прошел.

Председатель правления: Я напомню Вам, что за свопы висели у меня за балансом. Это старые обязательства, взятые по поручению госкомпании ХХХХ в августе 2008 г. (до девальвации). При внесении их в баланс я должен был бы показать убытки на 1,5 млрд долл. И что? Наш клиент умыл руки и сказал: это Ваши обязательства. Я создал в свое время валютные активы против этих обязательств, но ЦБ заставил их продать весной 2009 г., обещая укрепление рубля. И где оно?

Заместитель председателя совета: Не валите с больной головы… Предлагаю освободить предправления и назначить и.о. председателя сотрудника АСВ (Ф.И.О.). Что касается санации банка, план есть, но его еще надо согласовать с МВФ и нашими иностранными акционерами. Т.е. я хотел сказать, акционерами банка.

Председатель совета: Решение сегодня принимать не будем — мне был звонок с рекомендацией оставить нынешнего предправления на переходный период. И потом, расхлебывать кашу сподручнее тому, кто ее заварил. Работайте. Пока. Мы Вам доверяем. Хотя помните: банка у Вас уже нет, есть госучреждение «Куча мала». И пока мы с Вами не отдадим долги хотя бы сами себе (Минфину и ЦБ), Вы «невыездной».

Предправления (в сторону): Я, что ли, заварил эту кашу? А ложками-то все стучали… (Вслух.) Я, конечно, «солдат партии»… но вернуть эти деньги нельзя — они «вылетели в трубу» вместе с нашими надеждами на разворот рынков в прошлом или этом году. И я (поскольку мне терять уже нечего) предупреждаю Вас: Вы (мы все вместе) — на очереди. Эта «трамбовочная машина» докатится до всех. Резервного фонда у Вас уже нет, от валютных резервов осталось… Вы сами знаете что. Имея опыт петлянья в загоне, я прошу Вас: не ждите, не «ведитесь» на затеи егерей. Лучше откажитесь от пути, заданного их флажками. Не превращайте всю страну в учреждение, в хоспис. (Устало.) Впрочем, я готов на любой участок работы, который мне доверит родное «расширенное Правительство».

Конечно, этот «разбор полетов» — условный пример (хотя один из крупнейших наших банков умудрился получить в IV квартале 2008 г. убытков от операций с ценными бумагами и валютами на 60 млрд руб.). Смысл примера — показать, что бизнес и государство «в одной лодке», даже если это — разбитое корыто. И лучше проводить «отработку взаимодействия» (а ситуации могут быть на порядок или 2-3 порядка более масштабными и жесткими, чем банкротство одного, даже крупного банка) заранее, в ходе «учений».

Россия на самом деле умеет реагировать упреждающе: знаменитая речь В.В. Путина на Мюнхенской конференции по безопасности была своего рода предупреждением и «профилактировала ситуацию» как с расширением НАТО, так и с размещением элементов ПРО в Польше и Чехии. Схожим образом речь в Давосе в начале 2009 г. с предельной откровенностью (на грани высказывания: «А король-то голый!») характеризовала «провал сложившейся финансовой системы… в которой один центр практически без ограничений и бесконтрольно печатает деньги и потребляет блага, а другой потребляет недорогие товары и сберегает выпущенные другими государствами деньги». Конечно, с точки зрения мировой экономической элиты, не дело «этой Раши — два процента учить взрослых как жить» (в мировом ВВП, экспорте и населении РФ занимает эти 2%, в мировом рынке инноваций — доли процента). Однако «слово — тоже дело» и по показателям запасов (в том числе валютных) у России гораздо более крепкие позиции. Если США в МВФ с 17% голосов имеют фактическое право вето, то наша страна с территорией в половину Евразии «имеет вето» по многим вопросам мироустройства, в том числе в области стратегии развития.

Надо только уметь использовать инструменты влияния на глобальных игроков и глобальные коалиции в выборе того или иного сценария, того или иного варианта будущего (пока выбор еще есть). За словами могут и должны последовать дела по обустройству собственного дома. Если мы выбираем будущее в виде «перезапуска» нынешней модели (если это вообще возможно), мы должны наращивать свои позиции «кладовой и буровой мира». Это один выбор. Если мы выбираем (как предпочтительный для себя) вариант мобилизации и относительно самодостаточной экономики (в случае возможного распада мировых рынков товаров и услуг, труда и капитала), мы должны проработать этот непростой для нас (и, может быть, вынужденный) вариант, поскольку ресурсы индустриальной мобилизации (дешевый труд, изобилие ресурсов, возможность их быстрой добычи и проч.) исчерпаны, а постиндустриальную мобилизацию ни мы, ни другие страны пока не осуществляли (исключение составляют сталинские «шарашки»). Наконец, если речь действительно идет о «сносе системы» (конце капитализма) и это наш выбор будущего, требуется проработать (и не просто сконструировать, а найти в реальности) столько элементов этой новой модели, что ни времени, ни интеллектуальных ресурсов может не хватить. В любом случае наш выбор варианта будущего — это и есть наше влияние на глобальную ситуацию.

Отсутствие выбора — тоже выбор: в будущем предстоит все равно жить, посткризисные режимы экономики мира и РФ вызревают уже сегодня, и они станут другими: иллюзия возможности возврата к модели сверхпотребления и сверхэксплуатации времени (будущего) и пространства развеется «как дым» достаточно скоро. В каком будущем нам всем «предстоит проснуться» — вопрос следующей части данной работы.

Посткризисные режимы экономики РФ (в зависимости от выбора сценария)

Режим сохранения мировой системы капитализма в ресурсно-силовом варианте

Россия в ресурсно-силовой системе получает шанс резкого роста реального веса в мировой экономике: несмотря на девальвацию силового (включая ядерный) потенциала за последние 20 лет, вес РФ в мире по ресурсно-силовым параметрам как минимум в 2-3 раза выше, чем по финансовым — далеко не 1,5%, как в ВВП. Главный риск «обесценения» этого потенциала — пассивная (рестрикционная) политика безопасности и попытки изолировать РФ, предпринимаемые некоторыми игроками вне и внутри страны.

Ресурсно-силовой капитализм будет своего рода реинкарнацией на новой (информационной) основе режима воспроизводства 1930-х гг. (который господствовал не только в СССР и Германии, но и в США, где имели место элементы «мобилизационной экономики»: кредитование за счет госсредств, изъятие золота, общественные работы и проч.). Но компромисс с «теневой финансовой системой» приведет к тому, что значительная (а может быть, и ключевая) часть ресурсно-силового потенциала будет сосредоточена не в руках государств, но в негосударственных «империях порядка» — ТНК, «частных армиях», банках «обновленной Уолл-стрит», которая найдет возможность компенсировать своим руководителям утрату многомиллионных бонусов за счет доступа к благам постмонетаристского мира.

Вместо поставленных под контроль финансовых офшорных зон появятся «силовые офшоры» с уровнем безопасности на порядок выше, чем в метрополиях, там же будут сосредоточены центры принятия решений («рубильники») основных мировых компаний. Будут ли это острова, яхты (как у Кеннета Дарта и Р.А. Абрамовича), Дубаи или пригороды и «забытые местечки» существующих центров — не столь важно (1).

Более того, преемственность (даже после краха) бенефициаров системы сохранится в возможном использовании некоторых нынешних инструментов (деривативов), но с измененным содержанием: так, CDS могут показывать не риск дефолта страны или компании-эмитента, а риск ее «враждебного поглощения» (захвата). Так сказать, деривативы стран и континентов, производные инструменты войны и мира — полностью виртуальный мир, управляемый суперкомпьютером или сетью компьютеров. Режим «глокализации» (испытание России на разрыв)

Вариант распада мировой системы на ряд валютно-товарных зон, обмен между которыми будет ограничен поставками сырья и продовольствия (один из сценариев «Давоса-2009»), будет означать возврат к режиму воспроизводства, знакомому нам по сосуществованию двух мирохозяйственных систем (Запад и СЭВ), только в этот раз таких зон будет больше:

  • атлантическая (США, Англия, Канада, вероятно, Япония и ряд других стран, ориентированных на доллар);
  • европейская континентальная (Франция, Германия, Италия и те, кого они с собой возьмут), ориентированная на евро;
  • азиатская (ориентированная на юань);
  • ближневосточная (разрываемая на нефтедолларовую арабскую и ориентированную на евро иранскую подзоны);
  • латиноамериканская (разрываемая между Америкой и Китаем);
  • интернациональная «теневая» (отлученные от других зон «грязные капиталы», прежде сосредоточенные в офшорах);
  • евразийская (ориентированная на рубль).

Последние четыре зоны неустойчивы и могут быть постепенно поглощены первыми тремя зонами. Глобализация не закончится, она приобретет новые формы «на стыке» локальных зон: интерфейс обмена будет контролироваться либо ресурсно-силовой и информационной «олигархией» (разведочное сообщество и медиакратия), либо наследниками «теневой финансовой олигархии» (она же — венецианско-англосаксонская аристократия, по версии Линдона Ларуша и многих других), либо (что более реалистично) ими совместно. В этом варианте будущего (к вопросу о «мировой финансовой архитектуре») единого здания не существует, рядком стоят несколько «пирамид» и «пирамидок», фундаменты которых сталкиваются как тектонические плиты, а стены трясутся и наезжают друг на друга.

В этом ничего нового нет: скорее, это правило для последних столетий и только последние 20 лет были исключением — с единым зданием «гиперимперии доллара».

При этом три первые зоны будут гораздо сильнее, чем сегодня, отличаться друг от друга, вернувшись к первоосновам своих моделей:

  • атлантическая — возврат к безудержному (дарвинистскому) капитализму Дикого Запада с вымыванием среднего класса, обострением социальных конфликтов и сползанием к «Железной пяте» (Джек Лондон);
  • континентальная европейская — возврат к модели «социального рыночного хозяйства» ФРГ, дополненной опытом «государственного дирижизма» Франции со скандинавским самоограничением потребления, с тенденций к социализации основных экономических процессов («евросоциализм»);
  • азиатская зона — возврат к патерналистской модели «большой семьи» с ограничением как либеральных, так и солидарных ценностей (и те, и другие — ценности личности) во имя ценностей надличностных («азиатский способ производства» на новой технологической базе).

Какая ценностная и регулятивная система ближе современной России?

Значительной части предпринимательской и административной элиты за последние 20 лет ближе стали атлантические ценности («каждый сам за себя», «рынок всегда прав»); основной (средней или «служилой») части элит и бюджетников (врачи, учителя, военные) остались близки солидарные («социалистические») начала; патерналистские ценности («азиатского способа производства») господствуют в «толще» населения, сохранившей «генетическую память» о крепостной зависимости старого (царского) и нового (сталинского) толка. Значит, не только в геоэкономическом и геополитическом смысле

Россия обречена в посткризисном режиме «глокализации» на «испытание на разрыв», но и в ценностном — ни один из вариантов выбора системы базовых ценностей и регулятивных механизмов для нас не предопределен.

Режим полного «сноса системы» (после капитализма)

Если мировым элитам не удастся свести распад системы к «ресурсно-силовому» режиму или режиму «глокализации», встанет вопрос о посткапитализме, в котором не только поменяются режимы производства, обмена и потребления, но катастрофическим образом «испарятся» богатства, накопленные за десятилетия и даже столетия. Если созданные за последние 10-15 лет финансовые инструменты ряд «знатоков» системы (Уоррен Баффет, Джордж Сорос и Джозеф Юджин Стиглиц) сравнивают с оружием массового поражения или термоядом (что весьма точно), то полномасштабное применение этого ОМП способно превратить мировой капитализм в «финансовую пустыню», буквально «испарить» накопленный и перенакопленный капитал подобно тому, как капитал был уничтожен в России после 1917 г. или в Германии в 1945 г.

Замечание А.И. Фурсова о том, что никогда в истории новая хозяйственная система (формация или способ воспроизводства) не начинала с уровня развития производительных сил предшествующей, но всегда — после отката далеко назад, может, к сожалению, относиться и к нынешней ситуации: если надо «сжечь» 95% системы («лишние», «нарисованные» или фиктивные капиталы, никак не используемые в производстве для реальных потребностей), трудно удержаться, отделить и спасти 5% капитала, необходимого для нормального производства.

При этом есть и другая, гораздо более оптимистическая версия: в недрах финансового капитализма вызрела «экономика дарения» (доступа), которая уже строится на иных (неэквивалентных и неростовщических) принципах обмена деятельностью и которая сможет «перехватить управление» в момент крушения системы капитализма (это версия в том числе С.В. Кугушева и Максима Калашникова).

Если «капитализм действительно кончился», попробуем представить себе систему, основанную на иных принципах организации производства, обмена, обращения и потребления, систему, которая «снимает неразрешимые противоречия» коллапсирующего финансового капитализма.

1. Если основой приходящего в результате кризиса шестого технологического уклада (по С.Ю. Глазьеву) являются нанотехнологии в энергетике, медицине, индустрии и сельском хозяйстве, то логично предположить, что адекватной формой их организации становится «наноэкономика», которая в отличие от экономики мега-(мирового), макро-(национального), мезо-(регионального) и микро-(фирменного) уровней организуется на уровне отдельного индивида и домохозяйства. Это логичное развитие рыночной атомизации производителей и потребителей, третий вариант «снятия» противоречий глобализации.

Производство и потребление замыкаются в «точке сингулярности»: закон постоянного углубления процессов разделения труда (основа капитализма) и отчуждения работника от результатов его деятельности сменяется на «слипание» труда и собственности (капитала), на своего рода «полный онлайн», невозможность в принципе отделения результатов труда от их создателя (2). Таким образом, на место капитала, т.е. «мертвого» (накопленного) труда как противоположности «живого труда» приходит «человеческий капитал» (не вполне удачный термин из прошлой эпохи) как «живой и овеществленный труд одновременно», или «нейромир», по версии авторов «Третьего проекта» (название этого феномена еще не сложилось), или творческий труд-радость по «ту сторону материального производства», снимающий отчуждение (по версии Карла Маркса и последователей вплоть до А.В. Бузгалина и М.Г. Делягина). Такой вот неомарксизм.

2. На практике (в терминах социологии и институциональной экономики) вся эта «методологическая тарабарщина» (п. 1) означает:

  • потребление перестает быть «конечной станцией» (целью) процесса воспроизводства, постмодерн, или «общество спектакля», перестает задавать смыслы потребления для большинства (3); oно не возвращается и модерн с его культом производства, индустриальная цивилизация «больших систем» сменяется локализованными (вплоть до отдельных общин и домашних хозяйств) производящими «наносистемами», обмен между которыми осуществляется не через иерархические структуры (государства, корпорации и проч.), а через горизонтальные сети, которые формируются не на конкурентной, а на кооперационной основе;
  • отпадает потребность во «всеобщем эквиваленте», т.к. рынок перестает оценивать каждый товар и услугу: на них нет массового спроса (за исключением двух-трех вещей — энергии, продовольствия, безопасности; но и эти вещи локализуются);
  • расширенное воспроизводство также теряет смысл (если нет массового стандартизованного спроса), и тем самым «умирает» ссудный процент и банковская система.

На этом месте самому себе хочется крикнуть: хватит утопий! Да и где здесь практика — сплошные абстракции, «пощупать» нечего! Придет время — пощупаем (если доведется), да и сегодня элементы (то, что адепты называют ростками) пострыночных и посткапиталистических технологий и отношений существуют: можно вспомнить историю создания и развития альтернативной Windows системы Linux, которая с самого первого шага носит пострыночный (добровольно-сетевой, некоммерческий) характер.

1. К сожалению, общая технологическая база после той или иной (мирной или не вполне) процедуры «управляемого сноса» мировой финансовой системы будет значительно ниже, чем в период ее расцвета (отдельный вопрос: выживет ли Интернет как единая Всемирная паутина или информационно-коммуникационные технологии также локализуются). «Порог бедности» (уровень техносферы) будет приведен в соответствие (по С.Б. Переслегину) с наличным «порогом сложности» (уровень инфосферы и культуры).

В этом и есть глубинная причина «схлопывания» системы: тотальная технологизация всего и вся (в форме финансиализации), «проедание» (сверхэксплуатация) всего доступного пространства и времени (включая будущее) привели к «полной и безоговорочной капитуляции» мира перед этой сверхэффективной системой сверхэксплуатации и… к ее краху (в данном варианте будущего).

2. С точки зрения системы ценностей и мотиваций посткапитализм отрицает как «американский образ жизни» (сверхпотребление и «естественный отбор» во всех сферах жизни от политики и экономики до «фабрик смыслов и идей»), так и чисто традиционалистские (обращенные в прошлое) системы (архаичные, докапиталистические). Вместо «приватизации будущего» в капитализме (выпуск деривативов, «конец истории» и проч.) произойдет его «обобществление»: проектирование изменений станет основным «бизнесом» не только элит, но каждого индивида (если он захочет).

Наконец, куда денутся в этом варианте будущего «гордые властители настоящего» — бенефициары легальной и теневой финансовых систем? Не испарятся же они в том «пламени всесожжения», в которое сами (сознательно или случайно — другой вопрос) ввергли «золотой миллиард», а заодно — и все остальное человечество. А куда делась позднеримская элита — растворилась в варварских волнах как пена? Ставки для владельцев гиперкапиталов в случае краха капитализма весьма велики (и они это понимают) — это гиперставки (все или ничего). Поэтому, разумеется, регуляторов системы не может устраивать ее полный снос, они будут выбирать между первым и вторым вариантами будущего. Или проиграют (в случае реализации третьего варианта). На смену же придут «другие» — посткапиталисты.

Если пытаться представить этот «позитивный» вариант (в отличие от негативного сценария распада, хаотизации и впадения в варварство) посткапиталистической системы (с сохранением «конструктивных черт» рынка и самого капитализма путем их «снятия» на новом витке спирали), то мы получим следующую архитектуру «сетевой наноэкономики» (возьмем только финансово-экономический аспект этой архитектуры):

  • на уровне домохозяйства — экономика дарения и нестяжательства (как у наших староверов с их самоограничением потребностей и инвестированием прибавочного продукта в обустройство земной и небесной жизни);
  • на микроуровне (фирма, муниципалитет) — экономика личного участия и добровольных взносов партнеров (так, уже сегодня в Сети многие вещи оплачиваются по принципу «плати, сколько не жалко»);
  • на мезоуровне (корпорация, регион, кластер) — экономика согласования, в которой вместо рыночных оценок (конкуренции) и банковского финансирования проектов сбор и распределение ресурсов происходят по принципу максимизации интегрального эффекта (как тут не вспомнить знаменитую 30 лет назад систему оптимального функционирования экономики (СОФЭ) академика Н.П. Федоренко);
  • на макроуровне (страна, сообщество стран) — экономика человеческого капитала, в котором слились труд и капитал, рабочее время и досуг;
  • на мегауровне (мирохозяйственная система) — экономика доступа к стратегическим ресурсам и технологиям, которая регулируется не мировой финансовой системой с ее трансляцией собственных рисков на всех «профанов» и эксплуатацией (проеданием) пространства и времени «дотла», а мировой информационной системой, транслирующей знания и кооперативные способы производства и потребления по всей «толще» — от нано- до макроуровня.

Таким образом, вместо финансовой Вавилонской башни (Робин Мэтьюз) с ее кирпичами — «символическими активами» (деривативами), рухнувшей в связи с утратой «общего языка» (доверия строителей друг к другу), на площадке «физической экономики» (Линдон Ларуш) и неэквивалентного (неденежного) информационного обмена (в котором каждая сторона получает нечто, ничего не отдавая взамен, — ведь знания, как и любые другие продукты духовного производства, не отчуждаемы от своего владельца) строится Ноев ковчег для спасения «каждой твари по паре», в котором вопрос о видовом разнообразии и общем языке спасения решается не через «естественный отбор», а как-то по-другому.

Конечно, посткапиталистический «Третий проект» сможет пробить себе дорогу только в том случае, если «Первый проект» (ресурсно-силовой капитализм с его силовой защитой «интеллектуальной собственности», патентованием всего и вся от трансгенных семян с «геном-терминатором» только для одного-двух урожаев до генома человека) и «Второй проект» («глокализация» — мир как «лоскутное одеяло», где лучше всего себя будут чувствовать менялы и пираты) провалятся, т.к. их фундамент тот же, что и у Вавилонской башни.

А может, никаких корпораций (даже виртуальных) в третьем варианте будущего вообще не предвидится? Это вряд ли, так как даже предельно локализованный мир нуждается в связанности, и даже гордые «неокочевники» (Жак Аттали) иногда встречаются в оазисах «глобальной пустыни» для «зарядки» своих верблюдов и собственных мозгов. В любом случае проработка архитектуры этакой постмировой постфинансовой постсистемы — вопрос не тривиальный и явно заслуживает отдельного (вне рамок данного доклада) рассмотрения.

«Припомнив» будущее, вернемся в настоящее. Можно еще раз сформулировать задачу заключительной, пятой части доклада, но не с точки зрения цифр и сценариев развития, а с точки зрения «нормальности» своего поведения исходя из выбранного нами варианта будущего, или с точки зрения личной перспективы «спасения» (как бы каждый из нас ни понимал спасение и преображение — в сакрально-религиозном или утилитарно-материалистическом смысле). Мы должны перевернуть перспективу рассмотрения своего настоящего (обратная перспектива — принцип русской иконописи): мир, переживающий сейчас «ломку» после сверхдозы наркокапитализма (крушение паразитической системы фиктивного, сверх- и сверхсверх- (и так до «К в степени n») фиктивного капитала и связанной с ним ультралиберальной идеологии), приходит в нормальное состояние.

У всех, включая Россию, ее компании и граждан, появляется шанс на честную нормальную жизнь, как сказал бы классик, — «жизнь не по лжи».

Режимы личного, корпоративного и странового воспроизводства (в зависимости от выбора будущего)

В данном разделе мы будем использовать полузабытый термин «воспроизводство», который означает, во-первых, совокупность всех стадий экономического кругооборота (производство, обмен, распределение и потребление любого продукта или услуги); во-вторых, обретение в конце цикла первоначальной целостности (субъектности) того лица, структуры или страны, которые осуществляют это воспроизводство; в-третьих, возможность развития («расширенного воспроизводства»), содержащуюся в самом процессе «созидательного разрушения» индивидуального воспроизводственного акта.

Таким образом, политико-экономический термин «воспроизводство» выступает аналогом религиозного «спасения» или военной «стратегической инициативы». Если субъект не хочет и/или не может воспроизводиться, если его оставила «жизненная сила», он уступает свое пространство и время другим субъектам, способным осуществлять витальный цикл «здесь и сейчас».

Мы (семья, организация, страна) сможем сохранить свою целостность и жизнеспособность в любом варианте будущего. Более того, мы уже сегодня воспроизводим себя (бессознательно), исходя из того или иного варианта будущего. Вскрыть вечные архетипы личного, корпоративного и странового поведения, образы будущего (вечного) в нас и наших социально-экономических системах означает сделать тот или иной вариант будущего реальностью, воспроизвести себя как «образ и подобие» того, кем ты хочешь быть.

Воспроизводство постлиберального капитализма

Архетип потребителя («краеугольный камень» глобальной и виртуальной антицеркви «казино-капитализма» конца ХХ столетия) будет, несомненно, воспроизводиться в большинстве из нас, пока мы подключены к порталам всеобщего медиапространства, задающего смыслы и повседневные циклы нашего существования. Это относится ко всем уровням социальной иерархии: от сверхэлитного потребления яхт и особняков верхушкой чиновничества и бизнеса до поглощения сериалов и продукции поп-культуры на уровне обывателя.

Это очень древний («дремучий») архетип члена стада, который всегда превалировал в человеческом обществе и задавал его вектор развития: сбережение умственных и физических усилий, перекладывание рисков и ответственности за собственное существование на других (воинов, жрецов и торговцев). Потому-то капитализм и стал тотальным феноменом, подчинив себе все сферы жизни, что он позволил большинству продать себя «золотому тельцу», снять с себя (как в «Легенде о великом инквизиторе» Ф.М. Достоевского) невыносимое бремя выбора, поменяв «свободу борьбы за существование» на отсутствие борьбы — но без собственно существования. Постлиберальная модификация архетипа потребителя означает лишь, что вместо жизни в кредит приходит кредит жизни как таковой. Как в современной России — «условная собственность», которую могут в любой момент отобрать.

Это также не новость: дарованная жизнь, существование милостью господина присущи многим эпохам и типам отношений — от прямого рабовладения до вассальных и самурайских ритуалов Средневековья.

Разница лишь в том, что нынешний господин всеобщ и невидим. В построенной Карлом Марксом триаде («личная зависимость — вещная зависимость — свободная индивидуальность») среднее звено исторической и логической цепи (зависимость от «мертвого труда» или капитала), архетип потребителя, блокирует саму возможность перехода к свободной индивидуальности, воспроизводя добровольную личную зависимость от того, что можно назвать «Великое Ничто» (в отличие от «Великого Нечто» как имени Бога) — несвободная неиндивидуальность или тотальная (запрограммированная) посредственность, растворенная в толпе со «средними» вкусами и желаниями.

Такое негативное снятие исходного тезиса спартаковской мечты о свободе — провал в архаику «защищенности» в новом опасном мире, последний акт продажи: обмен своих внутренних ресурсов и сил «самостоянья человека» на место («виртуальный шесток») в ресурсно-силовом капитализме.

Подобные модели виртуализации всего и вся реализуются уже и в сферах, которые ранее были прибежищем человеческой индивидуальности: например, олимпийские чемпионы сегодня 8 лет являются «условными чемпионами» и в любой момент могут с позором быть свергнуты с Олимпа в Аид (пока производятся все новые допинг-тесты по новым методикам на новые препараты, кровь спортсменов хранится в банке данных). Чемпионы бизнеса могут задним числом быть подвергнуты остракизму за старые прегрешения, вскрытые «вдруг» многочисленными контролерами от государства и аудиторами, и т.д., и т.п. — вплоть до каждого индивида с презумпцией принадлежности к террористам и изгоям.

Целые страны и народы также могут быть в любой момент подвергнуты остракизму за попытки вырваться из данного варианта будущего: «Карфаген должен быть разрушен!» — будет вновь греметь под сводами сената (в этот раз американского) и, может быть, в зале ЦК КПК, которая (партия) вполне может принять (при определенных условиях) правила игры постлиберального (ресурсно-силового) капитализма, как сегодня она принимает неолиберальные правила в той их части, которая способствует «процветанию Поднебесной».

Кто и что будет назначено Карфагеном — вопрос в значительной мере риторический: ресурсы же надо будет у кого-то брать. Поэтому данный вариант будущего наименее благоприятен для страны с максимальным ресурсным потенциалом, если только эта страна не успеет до наступления такого будущего вступить в коалицию с одним из главных центров силы.

Но поскольку данный вариант есть продолжение (усиление) глобальной «игры с отрицательной суммой», объявленной треть века назад Римским клубом, то такая коалиция может означать лишь временное резервирование запасов для последующего освоения (поедания) на условиях сильного. Такова общая перспектива в будущем «номер 1».

Воспроизводят это будущее сегодня не только толпы ведомых (пассивных) закредитованных потребителей, но и носители других древних архетипов:

  • воины (кшатрии) капитала, защитники его «незыблемого права» присваивать продукты труда и интеллекта, отнюдь не «воины света» (духа), но и не «воины тьмы» (какие-то там примитивные сатанисты или масоны), а «воины тени», своего рода «люди пещерного огня» (если считать всеобщей пещерой современный глобальный город), пришедшие на смену «людям земли» (первым капиталистам-лендлордам), затем «людям моря» (капиталистам времен венецианского, голландского и британского владычества) и ныне еще господствующим «людям воздуха» (по А.И. Неклессе), которые сумели продать столько «воздушных замков» и «цветных снов» (революций), что оставили своим наследникам только следы от пиршества проеденных будущих десятилетий;
  • жрецы капитала (политики, идеологи, шоумены, юристы и проч.), которые будут практиковать ритуалы постлиберализма (бегства от реальной жесткой «первой жизни» в виртуальные «вторую, третью и т.д. жизни») во всех сферах, подчиняя культуру, язык, быт понятиям выживания (как в позднесоветское время мы жили под гипнозом слогана «лишь бы не было войны»). А поскольку в этом будущем войны и прочие катаклизмы будут нарастать, то «религия безопасности» заменит нынешнюю «религию процветания» (потребительской цветастой клипо- и клептомании — и от слова «клип», и в смысле воровства своего наличного и будущего в процессе кредитования времени);
  • древний архетип торговца, который предшествовал капиталу еще до расцвета ростовщичества, принимая на себя риски обмена, ведя бессчетные сухопутные и морские караваны, преображается в этом варианте будущего после краха фондового, валютного и деривативного казино в архетип полицая: если нельзя честно и открыто торговать товарами или играть на бирже (т.е. торговать деньгами и их производными), будем торговать людьми и их производными (мы это имели в системе распределителей, более жесткие режимы были в войну в гетто, но суть одна: торговля «послаблением режима»);
  • архетип пирата и террориста как санитара для мира капитала превращается в архетип ночного ареста — в потаенный ужас каждого «простого человека»: вдруг система его случайно (по тем или иным косвенным признакам или по ошибке) превентивно признает «мыслепреступником» — и он будет исключен из числа условно добропорядочных (допущенных к тем или иным стандартам потребления) граждан и подвергнут декапитализации?! (1)

Неужели нельзя найти ничего положительного в этом мире ресурсно-силового капитализма? Можно. Много позитивного было в неолиберальном мире, там, куда не смогли добраться щупальца тотальной меркантилизации, где сохранялись традиции или идеалы. В метафизическом (религиозном) смысле для спасения души достаточно «отключить себя от Матрицы», уйти в аскезу, молитву, деятельное «соработничество с Богом».

В практическом же плане (в рамках сценарно-игровой идеологии доклада) контр-игра может состоять в построении нересурсных и несиловых хозяйственных контуров взаимодействия, той «новой» и «сверхновой» экономики, которая присутствует в настоящем и вполне конкурентоспособна.

Итак, и в этом будущем в пустыне неокочевников-монад (Жак Аттали), воинов из частных армий, жрецов с Капитолийского холма, торговцев жизнью и смертью, детей-пиратов будут существовать оазисы («монастыри», кооперативы и ассоциации, «фабрики мысли» и «нанопроизводства»), в которых не виртуальные финансы, не ресурсы и не сила будут иметь верховную власть, а чудом сохраненные архетипы истины, веры и красоты, которым нет дела до прихода «последних времен», т.к. последними эти времена становятся только для тех, кто продал свое будущее (и свою душу или вечную жизнь, как считают верующие люди) за «чечевичную похлебку» жизни только «здесь и сейчас».

И уж, наверное, этот ресурсно-силовой капитализм не будет более тотален и безжалостен, чем Рим для ранних христиан, ушедших в катакомбы (6 млрд человек несмотря на все информтехнологии гораздо труднее контролировать, чем несколько миллионов граждан Римской империи).

А если «катакомбами» захочет стать большая страна? Конечно, речь не может идти о модели Северной Кореи, которой нас пугают, но в мире и в нашей истории есть много других моделей развития, отличающихся и от натурально-распределительной (тотально-плановой) экономики, и от госкапиталистической модели, к которой скатывается мир.

Проработка деталей воспроизводственных процессов в экономике и социуме в данном варианте будущего (и в двух других) не входит в задачи данного доклада — здесь важно лишь показать, как аттрактор «притягивает» к себе настоящее, загоняя нас в тот или иной туннель реальности.

Воспроизводство глокализованного мира

В варианте распада единых мировых рынков (труда, капитала, товаров и услуг) равновесие будет восстанавливаться на каждом из локальных рынков отдельно. При этом режим восстановления равновесия каждой зоны будет разным: финансовые (деривативные) механизмы в атлантической зоне; регулятивные (согласовательные) в европейской континентальной зоне; планово-директивные (патерналистские) в азиатской зоне. К какой зоне примкнет Россия — пока неизвестно, поскольку режимы воспроизводства для нашей страны в глокализованном мире зависят от соотношения сил «атлантистов», «европейцев» и «азиатов» в элите и населении.

Вероятен вариант и глокализации самой России: одни анклавы будут управляться атлантистами (по дарвинистским законам «дикого капитализма»), другие — патерналистами (по жестким нормам «азиатского способа производства»), а третьи — «последними европейцами» (по нормам экономики согласования, в том числе социального). Пока у нас больше шансов «впасть в ересь» последней крепости неолиберализма (всемирный офшор, которому «все завидуют», но в котором мало кто хочет жить). Однако анклавный характер экономики нам хорошо знаком по 1990-м гг., когда «корпорация — дом «Газпром» (патерналистская модель) соседствовала с хаосом «бригад» регулирования малого бизнеса и еще были остатки согласительной экономики.

Фрагментированные мировое пространство и время в этом варианте будущего будут напоминать своего рода глобальную Индию, в которой разные касты живут не просто в разных столетиях и даже тысячелетиях, но в разных мирах и вселенных: для одних вообще нет прошлого и будущего, только сегодня, в котором надо искать пропитание. Нет и никакого мира за пределами своего местечка. Для других — бесконечность, отсутствие всяких границ в пространстве и времени, вечные истины философии и религии.

Сколько сможет прожить человечество в таком состоянии внутреннего распада на несколько «человечеств»? Пример Индии показывает, что такая система может жить очень долго, но при наличии определенных предпосылок, которые вряд ли пока сложились применительно к «глобальному человейнику» (А.А. Зиновьев): распадение на маток-цариц, рабочих муравьев, «солдат» и прочих пока представить себе (в рамках жизни нынешнего поколения) довольно трудно.

Воспроизводство мира, страны, компании, личности в посткапитализме: «и целого мира мало»

Автор доклада решил не излагать этот параграф в данный момент времени по той же причине, почему не стоит носить воду решетом: изложение данного (позитивного) варианта будущего нельзя уместить на нескольких страницах. Какова бы ни была наличная (старая) «мир-система», проеденная «мышами истории» и собственными поварами «до дыр», она настолько сложна и многомерна, что «новый мир», приходящий на смену Вавилонской башне финансового казино-капитализма (на ее обломках), если это не вариант исторической редукции (вариант будущего № 1) или распада на фрагменты (вариант № 2), будет «за гранью» нашего (моего в данном случае) понимания и языка. И это понимание, и этот язык еще предстоит создать.

За отсутствие позитивного образа будущего автор доклада приносит извинения и нетерпеливому читателю, которому «целого мира мало», и непосредственному заказчику доклада — Властелину времени (кто бы он ни был, вряд ли его псевдоним Бернанке или Сорос). Этот внутренний властелин, которого древние почитали за неумолимый рок, уже трубит «отходную» своим горделивым преследователям, решившим, что время — всего лишь один из ресурсов, который так же, как все остальное под небесами, можно использовать и выбросить на свалку отходов глобального общества сверхпотребления.

«Не оставляйте стараний, Маэстро!» — обратимся и мы к Властелину времени этого кольца всевластья для настоящего: пока будущее (каким мы его хотим видеть) существует, «игра не проиграна», «черные» или «серые» варианты нашей общей и индивидуальной судьбы не предопределены. Но и «светлый» вариант (осмысление которого мы пока оставили на следующий раз) не предопределен, более того, он наименее вероятен по причине своей негэнтропийности («антивандальности»): системе легче впасть в неоварварство, чем дать место новой, более сложной и цветущей реальности.

Заключение

Саморазрушение «старой системы» и самотворчество «нового мира»: доклад в обратной перспективе

В середине июня 2009 г., когда завершается написание доклада, кажется, что относительно нормальное функционирование системы (динамическое равновесие или «статус-кво») восстановлено, что вечный двигатель игры («жадность и страх») вновь обеспечивает стандартное поведение инвесторов и потребителей, политиков и управляющих активами, «принцев и нищих».

Но обратная перспектива (после того как мы — хотя бы чуть-чуть — прикоснулись к будущему) позволяет нам увидеть, что самоуспокоение системы — краткий миг перед новым, еще более мощным витком резонансных колебаний ее саморазрушения. И не суть важно, идет ли речь о неделях и месяцах (как в жестком сценарии) или о двух-трех годах (как в мягком варианте). «Система измерена, взвешена и найдена легкой». Что явится триггером нового мощного потрясения в недрах системы, также не столь важно: легко «переварив» банкротство GM, инвесторы могут испытать «несварение» от внешне менее эффектного события.

С точки зрения логики доклада (импульс очередного землетрясения должен пойти в толще «земной коры» мир-системы — в деривативных тектонических плитах), «точка напряжения» — свопы на процентные ставки (более 500 трлн долл.). При сверхбыстром изменении ожиданий (которое сейчас происходит) по инфляции и резкому росту доходности американских бондов уже летом — осенью 2009 г. (или чуть позже) может быть спровоцировано бегство из американских активов, а при таком размере рычага (рынок свопов в десятки раз больше рынка бондов и акций) балансы крупнейших финансовых институтов вновь могут «посыпаться» со всеми вытекающими последствиями.

В этой ситуации «посыплется» и баланс ФРС, т.к. в отсутствие покупателей на казначейские обязательства Федрезерв будет вынужден прямо и косвенно покупать бонды уже не на сотни миллиардов, а на триллионы долларов для закрытия дефицита бюджета (почти 2 трлн долл. в этом финансовом году, не менее 1,2 трлн долл. в следующем) и рефинансирования старых обязательств.

Для защиты доллара и поднятия спроса на долларовые активы, а также для предотвращения скатывания к гиперинфляции ФРС будет вынуждена экстренно повышать ставку рефинансирования, что в ситуации дедолларизации мировых сбережений может уже не помочь.

Каков бы ни был сценарий «второго акта» открытой фазы саморазрушения мировой финансовой системы (базовая гипотеза доклада), «на поклон» выйдут далеко не все актеры, задействованные в спектакле: в обратной перспективе доклада совсем неразличимы такие «столпы системы», как рейтинговые агентства и банки-манипуляторы (раньше они относились к когорте инвестбанков, ныне же это просто крупнейшие игроки на мировых биржах и на внебиржевом рынке).

В этой же (обратной) перспективе неясна судьба самой ФРС, которая принимает на свой баланс растущие системные риски и может оказаться «главным крайним» за срыв лайнера мировой системы в штопор.

Судьба американской экономики, которая (по заклинаниям экономистов и политиков) к июню 2009 г. «нащупала дно», с точки зрения возможных финальных состояний распада системы достаточно сложна: эта экономика попадает либо в режим «дефляционного сжатия» (еще на 25-30%), либо в режим инфляционного коллапса (стагфляции). Оба эти режима означают для экономики сбрасывание «балласта» — либо финансовой системы (в первом варианте), либо целых секторов реальной экономики (во втором варианте), которые становятся неконкурентоспособными и ненужными в глокализованном мире. Пока, стремясь всячески избежать сценария «сжатия» (Великой депрессии), американские денежные власти быстро приближаются к сценарию гиперинфляции, однако вполне вероятно, что в последний момент они «отшатнутся» от края этой пропасти, поскольку по политическим соображениям тотальное «бегство от доллара» и американских активов может стать неприемлемым для элиты, ориентированной на глобальное лидерство.

Судьба российской экономики, об адаптации которой к разным сценариям развития мировой ситуации шла речь в данном докладе, с точки зрения «образов будущего», еще более неопределенна: если мы пойдем по пути «мини-Америки» (оставаясь «либеральным заповедником» и офшором «до конца»), наше будущее полностью определяется судьбой «настоящей Америки» с усилением всех превратностей этой судьбы в 2-3 раза. В случае выбора «европейского пути» Россия получает некоторый шанс кооперации с менее деривативной (более «реальной» в смысле физической экономики) моделью, где, однако, у нас также не так много пространства для маневра, учитывая политические и иные возможности блокировки такого рода альянса.

Судьба каждой компании, семьи и каждого из нас в том или ином варианте будущего не предопределяется нынешним (накопленным) капиталом, в том числе человеческим: в той «пересдаче карт», которую производит на наших глазах история, все большее значение имеет самотворчество «нового прекрасного мира» внутри себя. Или по крайней мере относительно приемлемого (для его обитателей) мира, способного противостоять крепчающему внешнему хаосу саморазрушения такой циклопической «машины истории», каким был все эти 400 лет капитализм.