Андрей Бахур, некоторые идеи которого были использованы в книге «7 нот бизнеса«, написал очень злободневную статью. Я бы расширила ее посыл: дело не только в науке и инженерии. Реальность вообще богаче замысла — и на хорошее, и на плохое. И неспособность менеджеров учесть при планировании «мелочи», которые потом загубят компанию, делает их замыслы опасными.
Андрей Бахур, специально для STRF
Существование феномена науки общепризнано. Однако знание требует реализации. И тут мы попадаем в область инженерной деятельности. К сожалению, этот феномен пока остается в тени феномена науки. Наука в нашем представлении – это то, что бросает свет на неизвестное. Благодаря науке мы получаем знания о мире, в котором живем. Наука уже давно приобрела мировоззренческое значение. А вот инженерия представляется ремесленником, пусть и высокоумелым, но все же следующим «калькам» полученных наукой знаний. В обыденности сложилось понимание, что инженерная практика – это создание (проектирование, конструирование, изготовление) и эксплуатация машин и конструкций. Слово «инженер» впервые было применено в Голландии в XVI веке по отношению к строителям дорог и мостов. В последнее время мы стали говорить о биоинженерии, генной инженерии, социоинженерии. За этим расширением постепенно начинает проглядывать то, что сущность инженерной деятельности глубже, чем кажущаяся очевидность. И непонимание феномена инженерной деятельности становится опасным для науки, поскольку без нее наука теряет смысл, превращаясь в «вещь-для-себя».
В одной из публикаций журнала «Знание – сила» (этот журнал был весьма популярен в 70-х гг. прошлого века), рассматривавших вопрос отношений науки и инженерной деятельности, было сформулировано следующее сравнение. Ученые открывают «чистый» эффект, а инженеры заставляют его работать в «грязи» жизни. В этом сравнении подмечен важный момент. Исследование кончается описанием установленной закономерности, описанием эффекта, который может быть получен на основе этой закономерности. Но мы понимаем, что наше знание неполно. Что в лабораторных условиях мы можем обеспечить чистоту эксперимента, а вот в реальности мы получим массу разнообразных сопутствующих факторов. Каждый из которых может разрушить изделие, предназначенное для использования вновь открытой закономерности.
В XX веке мы столкнулись с достаточно большим количеством катастроф, которые стали обозначать как техногенные. Начиная с гибели «Титаника», гигантских дирижаблей и подводных лодок, заканчивая выходом из строя и взрывов атомных реакторов. Хорошо продуманные, качественно изготовленные изделия, эксплуатировавшиеся квалифицированными специалистами, оказывались разрушенными. И эти разрушения влекли за собой человеческие жертвы. В каждом конкретном случае находились конкретные причины, конкретные неверные действия, совершенные разработчиком или эксплуатирующим специалистом. И они не были фатальными, они выглядели вполне объяснимыми ошибками, которых можно было бы избежать.
Это хорошо иллюстрирует неудача проекта сверхзвуковых авиалайнеров. В ряду неудач этот провал был бы менее замеченным, если бы не последняя катастрофа с «Конкордом». Когда небольшой кусок железа, незаметный на огромной взлетной полосе и незамеченный специалистами, эксплуатирующими ее, привел к катастрофе.
Но именно систематичность этих не фатальных, а зачастую и весьма незначительных причин (вспомним промерзший кусок прокладки ускорителя «Челленджера»), оборачивавшихся авариями и катастрофами, обозначила принципиальную недостаточность сложившегося взгляда на сущность инженерной деятельности.
Если наука говорит о направлении, в котором надо следовать к истине, то за инженерией – осуществление знания, т.е. приближение к истине, ее осуществление. Но именно приближение к истине таит в себе главную опасность. Если мы не готовы к нему, то уподобимся Икару, который нарушил предупреждение Дедала.
Для того, чтобы проявление эффекта стало не итогом чистого научного эксперимента, а тем, что мы можем использовать в реальной жизни, мы должны «закрыть» разрыв между неполнотой нашего знания и полнотой реальности. И чем более искусственным является эффект, чем более он уходит вверх от естественных предпосылок, тем более он становится «уязвимым», тем больше возможностей у реальности разрушить эту искусственность. И только «прикрыв» эти возможности мы можем считать, что сделали очередной шаг в осуществлении истины. И инженерия – это наше осознание готовности к осуществлению истины.
Ответ науки на вопрос – в каком направлении двигаться к истине? – дополняется не менее значимыми вопросами:
- в какой степени допустимо приближение к истине?
- где черта, за которой мы будем беззащитны перед ней?
- что надо сделать, чтобы осуществить приближение к ней?
- как осуществить это приближение, чтобы оно стало ступенью для следующего шага?
Задача инженерии – это передвижение черты, за которой находится область опасности «опалить крылья», создание предпосылок, делающих рывок к истине реализуемым.
Возвращаясь к примеру с «Конкордом», мы можем задаться вопросами. Разве явно обозначившаяся коммерческая нерентабельность такого проекта – не свидетельство нашей неподготовленности к нему? Разве не говорит она о том, что приближение к истине было чрезмерным? Что слишком много совершенно незначительных обстоятельств могли нарушить работу? Что требовалось слишком много усилий для того, чтобы закрывать возможности возникновения этих обстоятельств? Что один мизерный недосмотр, вполне возможный при такой напряженной эксплуатации, послужил просто «спусковым крючком» для катастрофы? И может быть стоило среагировать на сигнал (коммерческой неудачи) о неготовности?
Эти вопросы становятся еще более насущными при осознании того, что предметом инженерной деятельности являются не только привычные области достижений в механике и физике, но и в биологии, психологии, в создании социальных систем. Потому, что при этом стремление к достижению может направить нас далеко за допустимую черту. А значит, в итоге, отбросить далеко назад. Не всякое «делание» является инженерной деятельность. Но только в инженерной деятельности знание становится служащей нам силой. Только в ней знание пробуждает любознательность, а не бесполезное любопытство.
Оставить комментарий