Нобелевские лауреаты и их предупреждения

Морис Алле

В 1988 Нобелевскую премию получил Мори́с Алле «за вклад в теорию рынков и эффективного использования ресурсов». Его подход к экономике и к жизни вообще парадоксален: он, с одной стороны, был убежденным сторонником справедливости и считал, что богатство должно так перераспределяться между людьми, чтобы не порождать незаработанных доходов и не способствовать образованию монополистических и технократических элит. Но, с другой стороны, он был убежден, что лучший механизм для справедливого перераспределения доходов — это рынок. РЫНОК. Т.е. именно тот механизм, который в глазах большинства людей порождает неравенство, несправедливость, нищету.

Однако Нобелевский лауреат тоже не был наивным простачком — и видел происходящее вокруг себя лучше многих. Поэтому его подлинный вклад — это формулирование условий, при которых рынок и вправду будет выполнять благородную задачу: честная конкуренция, эффективное противостояние монополиям (хотя игроки рынка вовсю стремятся монопольное положение занять) и рациональное управление областью «всеобщего интереса» со стороны государства. Значит, государству отводятся:

• удовлетворение коллективных потребностей (инфраструктура, образование, здравоохранение) и их финансирование;
• определение границ и правил (так наз. институциональных рамок) экономики рынков (антимонопольное законодательство, законодательство о компаниях, о продолжительности рабочего времени, о социальном обеспечении, о патентах на изобретения и т.д.);
• кредитно-денежная политика;
• определение правил перераспределения доходов и их финансирование.

Любое государство эти функции выполняет с полной готовностью. Но этого мало: оно должно их выполнять ЭФФЕКТИВНО. И если этого не происходит, то «как в любой период ускоренной инфляции в прошлом, развился нездоровый капитализм; возникли скандальные состояния, чаще всего в силу сговора плутократии, политократии и технократии. Под прикрытием демагогических заявлений о равенстве множатся всякого рода темные источники доходов… Во всяком случае, несправедливо, что те, кто «делает» законы, избегают последствий этих законов… Изучение истории говорит нам, что, если демагогия и начинается всегда с эйфории, она неизбежно приводит к хаосу и насилию. Деньги должны зарабатываться трудом, а не доставаться путем получения даровых доходов, независимо от того, проистекают ли они от сверхприбыли на земельную собственность, чистого процента на капитал, прибыли, связанной с инфляцией, или же политических махинаций и интриг. Нужно положить конец эксплуатации людей путем сговора плутократии, технократии и политократии [1]».

Морис Алле предлагал реальные шаги, которые заставили бы государственных мужей работать эффективно (перечислены основные):

1. обеспечить простор действию рыночных, конкурентных отношений и правил (т.е. обеспечить функционирование подлинной экономики рынков);
2. устранить «незаработанные» доходы, искажающие функционирование экономики рынков и подрывающие сами основы жизни в обществе.

Он также выступал за полное покрытие вкладов до востребования, что, в частности, за четкое размежевание депозитных и ссудных банков.

И сам же описал причины, по которым эти же мужи не захотят эти шаги реализовать. Именно в этом его предупреждение современникам и потомкам.

Не верить продавцу

Нобелевская премия 2001 года была поделена между тремя учеными «за анализ рынков с несимметричной информацией». Каждый из них со своей стороны исследовал, скажем так, не совсем честные сделки — когда одна сторона знает о продукте или условиях контракта больше другой.

Джордж Акерлоф

Джордж Акерлоф в небольшой, но ставшей знаменитой статье «Рынок «лимонов»: неопределенность качества и рыночный механизм» логично и увлекательно показал, как на рынке подержанных машин со временем никуда не годные машины вытесняют вполне пристойные — хотя с расчетной точки зрения продавцу выгодно продавать и нормальные машины тоже. Но продавец не может устоять перед неискушенностью покупателя и его неспособностью быстро оценить качество машины! Выгода от сделки исчезает. А если недобросовестных продавцов становится много, благосостояние общества падает. Акерлоф видел выход в восстановлении доверия между продавцом и покупателем и предлагал различные лицензии в сочетании с видимыми для покупателя вложениями в долговременное обустройство: продавец должен показать клиенту, что он тут надолго и не будет мошенничать ради минутного куша.

Майкл Спенс

Майкл Спенс развил эту логическую линию и показал, что продавцы могут увеличить объем продаж, давая покупателям дополнительную информацию о качестве своих услуг: фирменные знаки, гарантии, рекомендации. Когда речь идет о продаже рабочей силы, пригодятся поручительства и символы (!) квалификации — дипломы, сертификаты и т.п. Последнее автору этих строк показалось особенно примечательным: предъявляется не квалификация, а ее признаки. А ведь признаки качества — еще не качество, увы.

Спенс рассмотрел несколько разновидностей подобной информации:

• дорогостоящая реклама и обширные гарантии производителей (сигналы о высокой производительности, хотя ее фактический уровень неизвестен);
• агрессивное снижение цен и распродажи (вроде бы их могут позволить себе только лидеры отрасли);
• финансирование компании не за счет эмиссии акций, а за счет выпуска облигаций — это [типа] знак высоких доходов;
• сигнал бескомпромиссного стремления денежных властей справиться с высокой инфляцией — рестриктивная (ограничительная) денежно-кредитная политика.

Особое внимание Спенс уделил дивидендам: они служат знаком благополучия корпорации и ее восхитительных перспектив. Рыночные игроки интерпретируют дивиденды как хорошие новости — и курс акций растет.

А что внутри — бог его знает.

Джозеф Юджин Стиглиц

Джозеф Юджин Стиглиц — третий лауреат 2001 года — колоссально популярен в мире из-за острой критики МВФ и Всемирного банка. У него есть неофициальный блог, на котором он размещает свои злободневные заметки — кстати, он много пишет о России. Популярность подскочила в 2002 году, когда в журнале Deutschland он опубликовал эпохальную статью «В тени глобализации», где указал, что «проблемы МВФ и других международных экономических институтов сводятся к одному — управлению, то есть к вопросу о том, кто и почему принимает решения. … Уже сама процедура выборов высших чиновников этих институтов высвечивает проблему. Хотя сегодня МВФ и ВБ действуют в основном в странах третьего мира, в их руководстве находятся представители промышленных государств. Руководители обеих организаций избираются за закрытыми дверями, и от кандидатов на эти должности еще никогда не требовалось наличия практического опыта работы в странах третьего мира. Спустя почти 60 лет после основания МВФ можно констатировать, что он не справился со своей задачей. Многие нормы экономической политики Фонда, прежде всего преждевременная либерализация рынка капитала, обостряют нестабильность мировой экономики…»

На этой статье Стиглиц не остановился. Он не постеснялся заявить на Всемирном экономическом форуме в Давосе, что МВФ, допустивший целый ряд ошибок, начиная с азиатского финансового кризиса 1997 года, продолжает наступать на те же грабли в 2008-2009 годах. Он дал понять, что кредиты МВФ являются лишь призрачным спасительным кругом для экономик Украины, Исландии, Пакистана и т. д., но в итоге принесут больше вреда, чем пользы. При этом Стиглиц не призывал правительства стран-заемщиков отказываться от денег МВФ, а пытался убедить Фонд и Всемирный банк изменить условия кредитных траншей, объясняя, что при проводимой политике у них самих скоро не останется денег.

Сбылось? Сбылось. Хотя сам Стиглиц, не исключено, был бы рад ошибиться.

Двигаться вперед, не теряя темпа

Финн Эрлинг Кидланд и Эдвард Прескотт

Но, на взгляд автора, самое серьезное предупреждение о предстоящем кризисе — и самое при этом неосознанное и не принятое обществом — прозвучало от лауреатов 2004 г. Финна Эрлинга Кидланда и Эдварда Прескотта, награжденных «за вклад в динамическую макроэкономику: согласованность во времени экономической политики и деловых циклов». Но за ученым названием стоят понятные и реальные вещи.

Хронологически коллеги вначале доказали, что государственная политика, преследующая краткосрочные цели, противоречит долгосрочным целям. Противоречие возникает потому, что в следующем периоде приходится проводить не только политику этого периода, но расхлебывать последствия предыдущего периода — и бороться с теми, кто продолжает следовать предшествующим целям. Больше того: население и фирмы так и норовят использовать действия правительства в своих «узконаправленных» интересах. Например, правительство может объявить о стимулировании спроса путем увеличения денежной массы — как сейчас. В ответ  предприниматели строят свои планы с опорой на государственную помощь — вместо того, чтобы анализировать допущенные ошибки и искать новые пути развития. Экономика гниет, простите, продолжает стагнировать. У правительства, в свою очередь, появляется искушение влить еще денег — в надежде на то, что предыдущие вливания были не ошибочными, а недостаточными. В результате уровень занятости почти не растет, зато появляется инфляция, — и стагфляция налицо. Страшная болезнь: товаров все меньше, а цены все выше.

Такой пошаговый процесс взаимодействия правительства и игроков рынка можно описать как игру, в которой государство начинает и проигрывает. На этом фоне возможности государства выравнивать циклические колебания и спасать тем самым экономику от кризисов выглядят весьма сомнительными.

Но это было только начало.

В статье 1982 г. «Время строить и агрегированные колебания» Кидланд и Прескотт совместили анализ темпов долговременного роста и краткосрочных колебаний в развитии экономики. Их исследования показали, что краткосрочные циклы порождаются растущими стандартами потребления и технологическими новшествами, которые призваны эти стандарты соблюсти. Влияние инноваций получилось более значимым, чем воздействие несогласованности спроса и предложения: кризисы и спады оказались следствием задержек во внедрении технологических новшеств.

Механизм несложен — мы все оказались его зрителями в последние несколько лет. Сначала в результате улучшения технологий[2] растет производительность труда, за ней повышается реальная заработная плата. В результате люди готовы работать больше и отдыхать меньше (это примерно 1993-2003 гг.). Однако чем больше люди работают сегодня, тем выше они ценят свой досуг завтра. Так что даже если новый уровень зарплаты остается без изменений (а в Латвии он продолжал повышаться из-за оттока рабочей силы), производительность труда начинает стабилизироваться (2004-2006 гг.), а иногда и падать (в 2007 г. началось повальное увлечение отдыхом и правами персонала со всеми вытекающими отсюда последствиями). Тут недолго до кризиса, который прекращается только после следующего технологического «толчка».

Вместо заключения

Эта заметка у меня, кажется, получилась менее увлекательной, чем предыдущая. Впрочем, нотация всегда скучнее скандала. Не в этом ли причина того, что предупреждения не были услышаны? Или есть еще причины? Как вы думаете?

[1] Allais M. L’impot sur le capital et la refonne monetaire. Hermann, Paris, 1977, p. 15, 245. Цитата описывает положение дел во Франции в 70-е гг. 20 века.

[2] Кидланд и Прескотт отдельно рассматривают ситуации, когда улучшение технологий происходит вынужденно, в результате «негативного шока» — резкого роста цен на ресурсы или аналогичных феноменов. Но такому улучшению технологии предшествует кризис отрасли или экономики в целом. Ничего не напоминает?