Две заметки из блога Нобелевского лауреата Дж. Стиглица. Основная мысль первой — предупреждение о том, как мало реформирована финансовая сфера после азиатского кризиса 1998 года. И это при том, что направления реформирования были понятны уже тогда. Основная мысль второй — необходимость сдвинуть экономику в целом от поиска способов создания денег к созданию реальных ценностей.

Джозеф E. Стиглиц

НЬЮ-ЙОРК. Мы все сейчас кейнсианцы (последователи экономического учения Кейнса). Даже правые в Соединённых Штатах с огромным энтузиазмом и в доселе невиданном масштабе пополнили ряды кейнсианского “лагеря”, что ранее бы являлось действительно невообразимым.

Для тех из нас, кто претендовал на некоторую связь с традициями кейнсианства, этот момент является триумфальным после того, как более чем три десятилетия это учение было заброшено и, более того, его почти что сторонились. Бесспорно, то, что происходит сейчас – это торжество разума и фактов над идеологией и интересами.

Экономическая теория уже давно истолковала то, почему не имеющие ограничений рынки не являются саморегулирующимися, а также то, почему требуются регулирование и контроль и почему государству отводится важная роль в экономике. Но многие люди, особенно те, кто работает на финансовых рынках, продвигают вперёд модель “рыночного фундаментализма”. Неправильно взятый политический курс, лоббируемый, среди прочих, некоторыми членами экономической команды президента США Барака Обамы, заранее вызвал громадные затраты и издержки развивающихся стран. Момент просветления настал только тогда, когда данная политика повлекла за собой расходы и издержки у самих Соединённых Штатов Америки, а также у других стран с развитой рыночной экономикой.

Кейнс утверждал то, что эти рынки не только не являются саморегулирующимися, а также то, что в условиях сильного экономического спада монетарная политика, по всей вероятности, была неэффективная. Требовалась фискальная политика. Но не все инструменты фискальной политики являются равнозначными. Сегодня в Америке, с её избыточным долгом на душу населения и большой неуверенностью, уменьшение налогов, вероятно, будет неэффективно (как это уже было в Японии в 90-х). В своём большинстве, если не полностью, уменьшение налогового бремени в США, которое произошло в прошлом феврале, перешло в сбережения.

При наличии большого долга, который остался после руководства администрации Буша, у США появляется особенно остро выраженная мотивация для стимуляции каждого затраченного доллара. Наследие инвестиций в недостаточном объёме в технологии и инфраструктуру, особенно, и увеличивающаяся пропасть между богатыми и бедными требует согласованности между кратковременными тратами и долгосрочным видением.

Это обуславливает реструктуризацию программ по налогам и затратам. Снижение налогового бремени для бедных и увеличение пособия по безработице при одновременном увеличении налогов для богатых может стимулировать экономику, уменьшить дефицит и выровнять социальное неравенство. Уменьшение расходов на войну в Ираке и их увеличение в области образования может одновременно увеличить производство в краткосрочной и долгосрочной перспективах, а также уменьшить дефицит.

Кейнс выражал обеспокоенность по поводу ловушки ликвидности – неспособности монетарных органов побудить к увеличению обеспечения кредитами для того, чтобы повысить уровень экономической активности. Председатель ФРС США Бен Бернанке очень усердно пытался  избежать обвинения ФРС в усилении экономического спада, как это уже имело место, когда наблюдалась Великая депрессия, напрямую связанная с сокращением обеспечения денежной массы и банкротством банков.

И всё-таки следует внимательно изучать историю и теорию: сохранение кредитно-финансовых институтов само по себе не означает конец, но является средством для достижения конца. Это поток кредитов, который важен, и причина в том, что банкротство банков во время Великой депрессии играло важную роль, так как они оказались вовлечены в процесс определения и установления кредитоспособности; они стали хранилищем информации, которая была необходима для процедуры поддержания потока кредитов.

Однако финансовая система Соединённых Штатов коренным образом изменилась с 30-х годов. Большое количество американских банков отошло от выдачи кредитов и перешло к так называемому “маневренному” бизнесу. Они сконцентрировали свои усилия на приобретении активов, реструктуризации их и продаже, при этом устанавливая рекорд некомпетентности в оценке рисков и предварительной проверке на кредитоспособность.  Сотни миллиардов долларов были потрачены на сохранение этих дисфункциональных учреждений. Ничего не было сделано даже для того, чтобы серьезно изменить их порочные структуры материального поощрения, которые поощряют недальновидное поведение и принятие неоправданных рисков. При таком разительном отличии собственных зарплат от общественных доходов нет ничего удивительного в том, что погоня за личными интересами (жадность) привела к таким разрушительным социальным последствиям. Плохо обошлись даже со своими собственными акционерами.

Между тем, очень мало делается для того, чтобы помочь банкам, которые, собственно, занимаются тем, чем и должны заниматься банки, — предоставлять ссуды и оценивать платежеспособность.

Федеральное правительство взяло на себя финансовые обязательства и риски, исчисляемые в триллионах долларов. Спасая финансовую систему, как и саму фискальную политику, нужно беспокоиться о “потоплении доллара”. В противном случае дефицит, который удвоился за последние восемь лет, подскочит еще больше.

В сентябре поговаривали, что правительство получит назад свои деньги с процентами. По мере того как денежная составляющая плана выхода из кризисной ситуации резко возросла, стало совершенно очевидно, что это было еще одним примером неправильной оценки рисков финансовых рынков, тем, чем они постоянно занимались в последние годы. Условия планов выхода из кризисной ситуации, предложенные Бернанке-Полсоном, оказались невыгодными для налогоплательщиков и, как ни удивительно, несмотря на огромную величину, почти не привели к возобновлению кредитования.

Подталкивание к отмене государственного регулирования со стороны неолибералов хорошо послужило чьим-то интересам. Финансовые рынки пошли на поправку через либерализацию рынку ссудного капитала. Возможность со стороны Америки продавать свою рискованную финансовую продукцию и вовлекать в спекуляции по всему миру, возможно, хорошо послужила интересам американских фирм, даже если они и ввергли других в огромные расходы.

Сегодня риск состоит в том, что будут использованы, при этом неправильно, новые кейнсианские доктрины для того, чтобы послужить тем же самым интересам. А те, кто десять лет назад провел отмену государственного регулирования, извлекли свой урок? Или же они просто ограничатся косметическими реформами, необходимым минимумом для оправдания спасательных планов стоимостью во многие триллионы долларов? Что же произошло: внутренние перемены или смена стратегии? В конце концов, в сегодняшней обстановке следование кейнсианской политике выглядит даже более целесообразно, чем продвижение по пути рыночного фундаментализма!

Десять лет тому назад, когда разразился финансовый кризис в Азии, много было сказано о необходимости реформирования мировой финансовой архитектуры. Сделано же в этом направлении было мало. Существует настоятельная необходимость в том, чтобы мы не просто адекватно ответили на нынешний кризис, но и начали долгосрочные реформы, которые будут необходимы, если нам предстоит создать более стабильную, процветающую и справедливую мировую экономику.

Тернистый путь к оздоровлению

НЬЮ-ЙОРК. Сейчас существует единое мнение, что американская рецессия – которой уже больше года – вероятно, будет продолжительной и глубокой и что она повлияет почти на все страны. Я всегда считал, что идея о том, что случившееся в Америке не затронет остальной мир, была мифом. События показывают, что так оно и есть.

К счастью, наконец, Америка имеет президента, который понимает сущность и серьезность проблемы и который взял на себя обязательство разработать сильную стимулирующую программу. Это, совместно с согласованным действием правительств на местах, будет означать, что экономический спад не будет таким суровым, каким он мог бы быть в ином случае.

Федеральная резервная система США, которая помогла создать проблемы за счет избыточной ликвидности и слабого регулирования, пытается возмещать убытки – путем наполнения экономики ликвидностью; попытка, которая, в лучшем случае, просто помешала ситуации ухудшиться. Неудивительно, что те, кто помогли создать проблему и не видели надвигающегося бедствия, не преуспели в решении проблемы. К настоящему моменту динамика экономического спада определена, и ситуация может ухудшиться прежде, чем она улучшится.

В некотором смысле, Федеральная резервная система напоминает пьяного водителя, который, внезапно осознав, что он съезжает с дороги, начинает вилять из стороны в сторону. Ответ на нехватку ликвидности – еще больше ликвидности. Когда экономика начнет выздоравливать и банки начнут давать ссуды, сможет ли она плавно изъять лишнюю ликвидность из системы? Столкнется ли тогда Америка с инфляцией? Или, что более вероятно, в следующий момент подъема, не отреагирует ли Федеральная резервная система слишком остро, воспрепятствовав оздоровлению на его начальной стадии? Получая нестабильную помощь в виде сиюминутных решений, мы не можем быть абсолютно уверены в том, что нас ожидает.

Однако, я не уверен, существует ли соответствующая оценка некоторых основных проблем, стоящих перед мировой экономикой, без которой маловероятно, что нынешняя глобальная рецессия уступит место здоровому росту — независимо от того, как хорошо выполняет свою работу Федеральная резервная система.

Длительное время США играли важную роль в поддержке мировой экономики. Часто критиковалось расточительство Америки – самая богатая страна мира не могла жить по своим средствам. Но, возможно, мир должен быть благодарен, потому что без американского расточительства мировой совокупный спрос был бы незначительным. В прошлом эту роль выполняли развивающиеся страны, осуществляя торговлю и снижая финансовый дефицит. Но они заплатили высокую цену, и сейчас в моде финансовая ответственность и консервативная монетарная политика.

Действительно, многие развивающиеся страны, боясь сдать МВФ свой экономический суверенитет – как происходило во время азиатского финансового кризиса в 1997 году – накопили сотни миллиардов долларов в резервах. Деньги, вложенные в резервы, являются неистраченным доходом.

Более того, растущее неравенство в большинстве стран мира означало, что деньги пришли от тех, кто бы смог их потратить, к тем, кто живет зажиточно и не может их все потратить, как бы ни пытался.

Ненасытный аппетит мира на нефть — и его неспособность и нежелание производить — является третьим фактором. Поднятие цен на нефть способствовало тому, что деньги устремились в страны, богатые нефтью, что снова способствовало избытку ликвидности. Хотя цены на нефть упали на настоящий момент, здоровый экономический рост снова будет способствовать их взлету.

Какое-то время люди говорили, почти с одобрением, об избытке ликвидности. Но это была всего лишь обратная сторона медали, это было то, что волновало Кейнса – незначительный мировой совокупный спрос. Поиск способов получения доходов способствовал использованию необдуманных средств для достижения целей и принятию рискованных решений, которые только усугубили кризис.

Американское правительство на время частично будет компенсировать растущие сбережения американских потребителей. Но, если американские потребители перейдут от своих почти нулевых сбережений к скромным 4% или 5% от ВВП, тогда депрессивный эффект на спрос (в дополнение к эффекту, который является результатом снижения инвестиций, экспорта и расходов правительства государства и местных органов управления) не будет полностью компенсирован даже самой крупной правительственной программой затрат. Через два года правительства, помня об огромном увеличении долгового бремени, являющегося результатом громадной помощи и невероятного дефицита, будут вынуждены справляться с первичными излишками (когда затраты правительства за вычетом процентов будут меньше доходов).

Несколько лет назад было волнение по поводу неорганизованного раскручивания “глобальных дисбалансов”. Современный кризис можно рассматривать как часть этого процесса, но было сделано мало для того, чтобы решить ключевые проблемы, которые привели к этому дисбалансу. Нам нужны не просто временные стимулы, а долгосрочные решения. Это не нехватка спроса, это результат того, что те, кто мог бы удовлетворить свои запросы, не имеют достаточно денег.

Во-первых, мы должны продолжать беспокоиться о растущем неравенстве. Более прогрессивное налогообложение доходов поможет стабилизировать экономику благодаря тому, что экономисты называют “автоматическими стабилизаторами”. Было бы полезно, если бы экономически развитые страны выполняли свои обязательства по предоставлению помощи наибеднейшим странам мира, увеличивая свои бюджеты на иностранную помощь до 0,7% ВВП.

Во-вторых, миру необходимы огромные инвестиции, если он должен бороться с глобальным потеплением. Должна значительно измениться транспортная система и структура жизнеобеспечения.

В-третьих, нужная глобальная резервная система. Нет особого смысла самым бедным странам мира давать взаймы самым богатым по низким процентным ставкам. Система нестабильна. Долларовая резервная система изнашивается и, вероятно, будет заменена системой доллар/евро или доллар/евро/йена, которые будут еще менее стабильны. Ежегодные эмиссии мировой резервной валюты (которую Кейнс назвал Банкор, а МВФ называет СДР) могли бы помочь повысить мировой совокупный спрос и могли бы использоваться, чтобы способствовать развитию и решению проблем глобального потепления.

Следующий год будет суровый. Вопрос, который нам нужно сейчас задать – как увеличить вероятность того, что мы, наконец , войдем в фазу здорового роста?