Великая депрессия-2?

В мир вернулась депрессивная экономика, «вылечить» которую мешают устаревшие доктрины. Так считает лауреат Нобелевской премии по экономике 2008 года Пол Робин Кругман. e-xecutive.ru

Возврат депрессивной экономики

Мировая экономика не находится в состоянии депрессии; вполне вероятно, она и не столкнется с ней, несмотря на масштабы нынешнего кризиса (хотя мне хотелось бы быть в полной мере уверенным, что этого не случится).

Но, хотя депрессия как таковая не вернулась, депрессивная экономика, то есть наличие проблем, особенно характерных для мировой экономики в 1930-х и с тех пор не проявлявших себя, вернулась, и вернулась очень шумно. Пятнадцать лет назад вряд ли кто-то мог подумать, что современные страны будут вынуждены столкнуться с тяжелейшими, ломающими все и вся рецессиями, что это произойдет из-за опасений по поводу действий валютных спекулянтов и что крупные промышленные государства столкнутся с тем, что они не способны обеспечивать достаточные расходы для сохранения занятости и предприятий, и людей.

Словом, мировая экономика оказалась в гораздо более опасном положении, чем мы считали.

Почему наш мир стал снова таким опасным? Есть и еще более важные вопросы: как мы выберемся из нынешнего кризиса и что можем сделать, чтобы не допустить повторения подобных кризисов в будущем? В этой книге я рассказывал много самых разных историй, и теперь наступило время попытаться сделать из них какие-то нравоучительные выводы.

Что такое депрессивная экономика?

Что я имею в виду, когда говорю о возврате депрессивной экономики?

Прежде всего это означает, что впервые за много лет слабость экономики спроса (частные расходы, недостаточные для того, чтобы в полной мере загрузить имеющиеся производственные мощности) стала наглядным для всех действующим ограничением, препятствующим процветанию для большей части мира.

Мы — в данном случае я имею в виду не только экономистов, но и политиков и образованных людей в целом — оказались не готовы к такому повороту событий. Сложившаяся совокупность глупых идей, претендовавших на название «экономика предложения» (supply-side economics, англ.), оказалась всего лишь эксцентричной доктриной, которая оказала бы небольшое влияние, не будь она очень привлекательной для редакторов и богатых людей, имеющих свои причуды и предубеждения. За последние несколько десятилетий в экономическом мышлении происходило устойчивое смещение акцентов и уход от спроса в экономике в сторону предложения.

Это смещение частично было результатом теоретических диспутов, проводимых в рамках экономической науки, обсуждений, которые, как это часто бывает, постепенно стали вестись в более широком контексте и отошли от базовой формулировки. Если очень коротко, эти теоретические споры шли вокруг следующего основного тезиса: нехватка общего спроса со временем в принципе излечится сама собой, но это произойдет только в том случае, если заработная плата и цены перед лицом безработицы быстро упадут. В истории о кооперативе беби-ситтеров, чья экономическая деятельность стала депрессивной, единственным способом решения создавшейся ситуации было изменение цены за час работы, то есть сокращение количества купонов, получаемых за услугу, в результате чего покупательная способность при существующем предложении купонов повысилась, и кооператив вернулся к «полной занятости» без каких-то других действий его управляющих.

В реальной жизни после возникновения рецессии цены быстро не снижаются, но экономисты не могут прийти к единому мнению по поводу того, почему именно этого не происходит. По причине этого несогласия прошла серия «кровопролитных» академических сражений, после чего вся тема рецессий и объяснения того, как они происходят, стали своего рода профессиональным минным полем, на которое теперь решаются вступить еще меньше специалистов, чем в прошлом. А широкая общественность пришла к выводу, что экономисты либо не понимают сущности рецессий, либо лекарственные средства для их излечения, составляемые на основе спроса и прописываемые ими, себя дискредитировали. Истина, правда, заключается в том, что добрая старомодная макроэкономика спроса может и сегодня предложить много полезного для нашего выхода из нынешнего затруднительного положения, но у ее защитников не хватает веры, а ее критиков переполняют бурные эмоции.

Как это ни парадоксально, но если одной причиной, объясняющей, почему мы были не готовы к повторному рассмотрению вопросов, связанных с депрессией, являлись теоретические слабости экономики спроса, то другой стали успехи, достигнутые на практике. На протяжении всех десятилетий, когда экономисты спорили, может ли кредитно-денежная политика на самом деле вытащить экономику из рецессии, центральные банки снова и снова пользовались ею и применяли ее именно для этой цели. Фактически концепция, диктующая, что продолжительный экономический спад является результатом недостаточного спроса, стала неприемлемой. Конечно, Федеральная резервная система и аналогичные институты в других странах всегда могут достаточно существенно снизить процентные ставки, чтобы поддержать расходы на высоком уровне, если не говорить об исключении, проявляющем себя в течение очень короткого времени, а единственным ограничением для экономических показателей являются производственные способности экономики, то есть сторона предложения.

Даже сейчас многие экономисты по-прежнему относятся к рецессии как к второстепенному вопросу, а к ее изучению — как к скомпрометировавшей себя теме.

Вступительное слова Роберта Лукаса, о котором я говорил в главе 1, в явном виде демонстрирует мнение ряда специалистов, что деловой цикл больше не является серьезным вопросом и что экономистам следует переключить свое внимание на технологический процесс и долгосрочный рост. Это отличные и заслуживающие повышенного внимания темы, и в перспективе на самом деле важные, но, как указывал Кейнс, в долгосрочной перспективе мы все умрем.

А вот в ближайшее время мир станет в «режиме шатания» переходить от кризиса к кризису, каждый из которых будет очень сильно связан с проблемой генерирования достаточного спроса. Япония с начала 1990-х и по наши дни, Мексика в 1995-м, Мексика, Таиланд, Малайзия, Индонезия и Корея в 1997-м, Аргентина в 2002-м и практически весь мир в 2008-м, то есть одна страна за другой, сейчас сталкиваются с рецессией, которая, по крайней мере временно, свела на нет результаты деятельности, достигнутые за годы экономического прогресса. Становится очевидным, что обычные политические ответы, по-видимому, не оказывают никакого влияния на положение дел.

Снова очень важным стал вопрос, как создать достаточный спрос, чтобы можно было воспользоваться имеющимися у экономики мощностями. Вернулась депрессивная экономика.

Что делать: как себя вести в чрезвычайной ситуации

Что миру требуется прямо сейчас? Конечно, операция спасения. Глобальная кредитная система находится в парализованном состоянии, а глобальное замедление, происходящее в настоящее время, когда я пишу эти строки, усиливается все больше и больше. Возможно, усиление слабых звеньев, из-за которых возник этот кризис, — действительно необходимая часть спасения, но этот ремонт может немного подождать.

Прежде всего нам нужно справиться с нынешней явно выраженной опасностью. Для этого политикам всего мира необходимо предпринять два шага: опять запустить в действие поток кредитов и повысить объемы расходов.

Первая задача из этих двух более тяжелая, но ее необходимо решить, и при этом быстро. Почти каждый день появляются новости о том, что произошла следующая катастрофа, вызванная замораживанием кредитов. Когда я писал черновик этой работы, стали поступать сведения о коллапсе аккредитивов — основном финансовом инструменте общемировой торговли. Неожиданно для себя покупатели импортной продукции, особенно в развивающихся странах, теперь больше не могут осуществлять свои сделки, из-за чего стали простаивать корабли: фрахтовый индекс Baltic Dry — широко применяемый показатель затрат на транспортировку, в этом году снизился до 89%.

За этим кредитным сжатием лежит комбинация снизившегося доверия к финансовым институтам и резкое снижение капитала у этих организаций. Люди и организации, включая финансовые институты, не хотят ни с кем иметь дело, если предполагаемая сделка не обеспечена достаточным капиталом, выступающим в качестве меры поддержки обещаний. Но кризис исчерпал запасы капитала по всем направлениям.

Существует очевидное решение этой проблемы — включить в оборот больше капитала. Это стандартный рецепт, который выписывают при возникновении финансовых кризисов. В 1933 году администрация Рузвельта для рекапитализации банков использовала Корпорацию финансирования реконструкции (Reconstruction Finance Corporation). Для этого у банков покупались привилегированные акции, то есть имевшие старшинство над обычными, если говорить об очереди выплат по ценным бумагам.

Когда Швеция в начале 1990-х столкнулась с финансовым кризисом, вмешалось правительство и предоставило банкам дополнительный капитал, равный 4% ВВП страны, что для нынешних Соединенных Штатов эквивалентно 600 млрд долларам, получив в обмен за это часть их собственности. Когда в 1998 году Япония занялась спасением своих банков, она купила привилегированных акций больше чем на 500 млрд долларов, что в показателях ВВП эквивалентно вливанию капитала в Соединенных Штатах в размере приблизительно 2 трлн. В каждом случае предоставление капитала помогло банкам восстановить способность выдавать кредиты и разморозить кредитные рынки.

Финансовые спасательные операции в настоящее время в Соединенных Штатах и других промышленно развитых странах проводятся примерно так же, хотя и начались с опозданием, что частично произошло из-за идеологических взглядов администрации Буша. Вначале, после краха Lehman Brothers, Министерство финансов предложило выкупить у банков и других финансовых институтов, оказавшихся в затруднительном положении, активы на 700 млрд долларов. Однако пока неясно, как этот шаг скажется, с точки зрения разработчиков этого плана, на развитии ситуации. (Если Казначейство будет платить по рыночной стоимости, это мало поможет банкам с их позицией по капиталу. А если оно заплатит дороже рыночной цены, то на власти обрушатся яростные обвинения в том, что они выбрасывают деньги налогоплательщиков). Не забивайте себе голову такими вопросами: после колебаний в течение трех недель Соединенные Штаты последовали по пути, по которому первыми отправилась Великобритания, а затем страны континентальной Европы, и на основе своего плана создали схему рекапитализации.

Однако сомнительно, что эта мера сможет повернуть ситуацию вспять. Это опасение объясняется, по крайней мере, тремя причинами. Во-первых, даже если все 700 млрд долларов будут использованы для рекапитализации (пока же реально на это выделена только доля этих средств), эта сумма невелика по сравнению со средствами, выделенными для спасения японских банков, особенно если учесть, что серьезность финансового кризиса в Соединенных Штатах и Европе несопоставима с положением дел в Японии. Во-вторых, пока до конца непонятно, как спасательные меры охватят теневую банковскую систему, то есть ту часть общей системы, где находится самая болевая точка проблемы. В-третьих, неясно, будут ли банки готовы использовать для кредитования полученные средства или, наоборот, станут «сидеть» на этих деньгах (с этой проблемой столкнулись разработчики Нового курса 75 лет назад).

Я считаю, что рекапитализация в конце концов будет более крупной и широкой и в итоге потребуется более сильный правительственный контроль. На какое-то время мы фактически подойдем к полной национализации значительной части финансовой системы. Чтобы пояснить сказанное, добавлю, что это вовсе не долгосрочная цель и не вопрос захвата командных высот в экономике: сразу же, как только будет обеспечена безопасность, финансы снова следует сделать частными, как поступили шведы, вернувшие банковское дело в частный сектор после крупной операции по его спасению в начале 90-х.

Но пока важнейшая задача — снова запустить кредитный процесс, воспользовавшись для этого любыми имеющимися в распоряжении средствами и освободившись от всяких идеологических пут. Ничего не может быть хуже, чем неудача при выполнении необходимых действий, произошедшая из опасения, что спасение финансовой системы по своей природе в какой-то мере является «социалистическим».

То же самое справедливо для другого направления, используемого для решения кредитного сжатия — временного включения федеральных органов в бизнес кредитования, предоставляемого непосредственно нефинансовому сектору. Готовность Федеральной резервной системы покупать коммерческие бумаги — крупный шаг, сделанный в нужном направлении, но здесь таких шагов надо предпринять гораздо больше.

Выполнение всех этих действий должно быть скоординировано с другими промышленно развитыми странами. Это объясняется глобализацией финансов, описанной в главе 9. Действия США по спасению финансовой системы частично окупят себя тем, что помогут получить более легкий доступ к кредитам в Европе, а аналогичные спасательные действия европейцев частично окупятся улучшением кредитных условий здесь, в Соединенных Штатах. Поэтому каждой стране следует делать примерно одно и то же, поскольку в данном случае мы все тесно связаны друг с другом.

И еще: из-за распространения финансового кризиса на формирующиеся рынки частью решения становится и глобальное спасение развивающихся стран. Как и с рекапитализацией, на момент написания этих строк кое-что в этом отношении уже делается; Международный валютный фонд предоставляет займы странам, чья экономика оказалась в трудной ситуации, например, Украине, и на этот раз сопровождает это меньшими, чем в период азиатского кризиса 1990-х поучениями и требованиями относительно того, как надо себя вести. Одновременно ФРС заключила соглашения о свопах с некоторыми центральными банками из развивающихся рынков, предоставив им право в случае необходимости занимать доллары. Как и в случае с рекапитализацией, эти усилия прикладываются в правильном направлении (по крайней мере, таковыми они выглядят на сегодня), но они слишком слабы, и поэтому их надо усилить.

Даже если спасение финансовой системы начнет возвращать кредитные рынки к жизни, мы по-прежнему стоим на пороге глобального замедления, и угроза развития событий по такому сценарию усиливается. Что здесь следует сделать? Ответ почти гарантированный — прибегнуть к добрым старым кейнсианским фискальным стимулам.

Соединенные Штаты попытались использовать фискальные стимулы в начале 2008 года. И администрация Буша, и демократы из конгресса в хвалебных тонах описывали план оживления экономики, считая, что ее удастся «завести рывком». Однако достигнутые результаты оказались разочаровывающими, что объясняется двумя причинами. Во-первых, стимулы были слишком малы — всего примерно 1% ВВП. Следующий стимул этого рода должен быть гораздо более сильным, скажем, выше 4% ВВП. Во-вторых, большинство денег из первого пакета было предоставлено в виде возврата налоговых платежей, и многие из этих средств были скорее направлены не на расходы, а на сбережения, то есть сэкономлены, а не истрачены. В следующем плане следует сфокусироваться на поддержании и увеличении правительственных расходов: поддержании за счет предоставления помощи региональным и местным властям, расширении — за счет увеличения расходов на дороги, мосты и другие элементы инфраструктуры.

Обычное возражение, выдвигаемое против государственных расходов как формы экономических стимулов, строится на том, что в этом случае потребуется слишком длительное время, прежде чем этот вариант сработает, то есть начнется резкое увеличение спроса и закончится экономическое торможение. Однако по поводу этого аргумента сейчас сильно беспокоиться не следует: сегодня очень трудно решить, насколько быстрым будет любое экономическое восстановление и не возникнут ли неожиданно какие-то новые пузыри, чтобы заменить ипотечный пузырь (очень убедительно и точно об этой проблеме сообщается в заголовке сатирической газеты The Onion: «Страна, оказавшаяся в рецессии, требует вложений в новый пузырь»). Пока государственные расходы осуществляются с разумной скоростью, деньги, выделяемые для этого, будут поступать своевременно, что обеспечит два огромных преимущества по сравнению с возвратом налоговых платежей. С одной стороны, эти деньги будут фактически истрачены, а с другой — истрачены на что-то полезное (скажем, на строительство мостов, которые не рухнут).

Некоторые читатели, вполне вероятно, возразят, что предоставление фискальных стимулов в виде средств для выполнения общественных работ — это то, что делала Япония в 1990-х, и это действительно так. Но ведь в Японии государственные расходы, скорее всего, помогли тому, чтобы слабость экономики не трансформировалась в реальную депрессию. К тому же существуют причины, заставляющие верить, что в Соединенных Штатах стимулы в виде государственных расходов сработают лучше, если ими воспользоваться более оперативно, чем в Японии. По крайней мере, мы еще не оказались в ловушке дефляционных ожиданий, в которую угодила Япония после нескольких лет применения недостаточно сильных приемов.

К тому же эта страна ждала слишком долго, прежде чем приступила к рекапитализации своей банковской системы, и эту ошибку мы, будем надеяться, не повторим.

Основная идея сказанного заключается в следующем: надо подходить к нынешнему кризису, настроившись на то, что обязательно будет сделано все необходимое, чтобы нейтрализовать негативный вариант. Если даже это окажется недостаточным, будет сделано больше или что-то другое, и все эти шаги будут целенаправленно осуществляться до тех пор, пока не начнут выдаваться кредиты и реальная экономика не начнет восстанавливаться.

После того как усилия по восстановлению принесут заметную отдачу, наступит время заняться профилактическими мерами: реформировать систему так, чтобы она снова не вошла в состояние кризиса.

Финансовая реформа

Джон Мейнард Кейнс, как мы уже говорили, в начале Великой депрессии заявил, что трудности возникли из-за магнето. Большая часть экономического двигателя была в хорошем состоянии, но ее важный компонент, финансовая система, не работал. Он тогда также сказал следующее: «Мы оказались в состоянии огромной неразберихи из-за того, что на ощупь пытались разобраться в том, как надо контролировать работу деликатной машины, суть которой мы не понимаем». Оба этих утверждения сегодня столь же верны, как и в те времена.

Каким образом возникла эта вторая колоссальная путаница? После Великой депрессии мы спроектировали машину заново, так, чтобы в полной мере понимать, как она работает, сделали ее достаточно хорошей, чтобы, по крайней мере, не допускать крупных катастроф. Банки, часть системы, которая так плохо функционировала в 1930-е, были поставлены под строгое регулирование и обеспечены прочной сеткой безопасности. Одновременно были ограничены международные перемещения капитала, сыгравшие свою разрушительную роль в 1930-х.

Функционирование такой финансовой системы стало немного скучным, но и более безопасным. Но затем снова начали происходить интересные и опасные вещи. Возрастание международных потоков капитала создало основу для возникновения опустошительных валютных кризисов в 1990-х и глобального финансового кризиса в 2008-м. Рост теневой банковской системы без соответствующего увеличения регулирующих мер создал основу для недавних «набегов» на банки, которые предпринимались в больших масштабах. Эти «набеги» в наше время осуществляются в виде лихорадочно совершаемых действий с кнопками компьютерной мыши вместо толпы разъяренных людей, собравшихся возле закрытых дверей банка, но от этого они не становятся менее разрушительными.

В этих условиях мы должны, несомненно, заново усвоить уроки, которые наши деды получили в результате Великой депрессии. Я даже не попытаюсь изложить детали нового регулирующего режима, но основной его принцип должен быть очевиден: все, что пришлось спасать во время финансового кризиса, должно быть отрегулировано, поскольку играет важную роль в финансовом механизме, и это следует сделать в состоянии, когда кризиса нет, так, чтобы эта деталь механизма не подвергалась действию избыточных рисков. После 1930-х коммерческие банки должны были иметь адекватный капитал и сохранять резервы ликвидных активов, которые можно быстро трансформировать в наличные.

К тому же были введены ограничения на виды инвестиций, которые они могут осуществлять, и все это в обмен на федеральные гарантии, предоставляемые банкам, если дела у них вдруг пойдут плохо. Но в наши дни мы видим появление широкого диапазона самых разных небанковских институтов, которые сыграли заметную роль в создании банковского кризиса, а потому в отношении них должны быть также приняты меры аналогичного регулирования, но более широкие, чтобы охватить гораздо большую часть всей системы.

Надо также серьезно обдумать и то, как вести себя в условиях финансовой глобализации. После азиатских кризисов 1990-х раздавались отдельные призывы ограничить на длительное время международные потоки капитала, а не прибегать лишь к временным мерам контроля, вводимым только в периоды кризисов. По большей части от реализации этих предложений отказались, а вместо них ставка была сделана на стратегии создания крупных резервов иностранной валюты, которые, как предполагалось, не допустят возникновения кризисов в будущем.

Создается впечатление, что эта стратегия не сработала. Для стран, вроде Бразилии и Кореи, все происходящее напоминает кошмар: после всего, что они сделали, они снова столкнулись с кризисом, как и в 1990-х. Какой будет следующая реакция? Это пока непонятно, но финансовая глобализация, несомненно, оказалась еще более опасной, чем мы предполагали.

Сила идей

Как читатели, возможно, заметили, я верю не только в то, что мы живем в новую эпоху депрессивной экономики, но также и в то, что идеи Джона Мейнарда Кейнса, экономиста, проанализировавшего сущность Великой депрессии, в настоящее время более значимы, чем когда-либо. Кейнс завершил свой шедевр «Общая теория занятости, процента и денег» (The General Theory of Employment, Interest and Money), известным изречением, сообщающим о важности экономический идей: «Рано или поздно именно идеи, а не корыстные интересы становятся опасными и для добра, и для зла».

Можно спорить о том, всегда ли это правда, но во времена вроде нынешних это, конечно, оспаривать нельзя. Квинтэссенцией предложения, передающего сущность экономики, скорее всего, является следующее: «Бесплатных завтраков не бывает». Ресурсы ограничены, и если вы хотите получить больше чего-то одного, то должны ограничить себя в другом. Другими словами, выигрыша без напряжения не существует. Однако депрессивная экономика требует изучения ситуации, когда бесплатный завтрак все-таки можно получить, если только знать, как до него дотянуться. Это возможно, поскольку незанятые ресурсы можно заставить трудиться. Истинная редкость в мире Кейнса, да и в нашем тоже, — это не ресурсы и даже не добродетели, а понимание происходящего.

Мы не достигнем того понимания, которое нам необходимо, пока не начнем стараться ясно осмысливать наши проблемы, а затем не будем руководствоваться нашими выводами и следовать им, независимо от того, к чему они нас приведут. Некоторые утверждают, что наши экономические проблемы являются структурными, и поэтому быстрого излечения добиться не удастся. Но я уверен, что единственными важными структурными преградами на пути к процветанию мира являются устаревшие доктрины, которые затуманивают мышление людей.