Модель отвечает на вопрос «А что вообще происходит и почему?». Сценарий отвечает на вопрос «Что будет дальше?». В рамках одной модели возможны разные сценарии. Но разные модели несовместимы между собой. Разные модели — это разные картины мира, а разные сценарии — это разные варианты развития событий в рамках конкретной картины мира. Каковы же модели кризиса?

Валерий Пекар, президент компании «Евроиндекс». Pekar.in.ua

Анализ многочисленных публикаций, посвященных нынешней экономической ситуации (называть ее «кризисом» язык не поворачивается хотя бы в силу ее долговременности), показывает, что их авторы исходят из совершенно разных моделей реальности. Естественно, в силу этого между ними совершенно невозможна дискуссия — как невозможна профессиональная дискуссия между эндокринологом и астрофизиком, ибо они говорят на разных профессиональных «языках», — иначе говоря, смотрят на мир сквозь призму разных моделей. В силу этого дискуссия о текущей ситуации, ее причинах и путях выхода из нее напоминает оживленную перепалку разноязыкой толпы, в которой каждый владеет только родным языком и не знает иных. Картина усугубляется тем, что многие исследователи даже в одной публикации смешивают модели, что дает совсем уж причудливые комбинации. Настало время с этим всем разобраться.

Прежде всего, подчеркнем: речь идет именно о моделях, а не о сценариях. Сценарий описывает один из возможных путей развития ситуации, исходя из определенного понимания ее причин и сегодняшнего состояния. Сценарий отвечает на вопрос «Что будет дальше?». Несколько сценариев могут быть вероятными одновременно — потому что еще не пройдена точка, после которой события развиваются по одному сценарию, а другой сценарий (другие сценарии) становится невозможным (точка бифуркации).

В отличие от сценария, модель описывает одно из возможных альтернативных пониманий ситуации, включая понимание ее причин и сегодняшнего состояния (ибо даже в этом возможны разные понимания: например, больной может быть без сознания по разным причинам, и констатировать потерю сознания не означает поставить диагноз — а значит, и лечение невозможно). Модель отвечает на вопрос «А что вообще происходит и почему?». В рамках одной модели возможны разные сценарии. Но разные модели несовместимы между собой. Разные модели — это разные картины мира, а разные сценарии — это разные варианты развития событий в рамках конкретной картины мира.

Часто бывает (как в нашей ситуации), что определить, какая из моделей более адекватна, пока еще невозможно. Но причина этого — не в факторе времени (как при выборе сценария, когда не пройдена еще точка бифуркации), а в факторе «точности приборов». Это как в физике, когда у нас есть несколько новомодных (взаимоисключающих) физических теорий, но точность наших приборов пока еще слишком мала, чтобы подтвердить или опровергнуть какую-либо из них.

Это означает, что из различных моделей, описывающих происходящее, одна верна, а остальные нет, — но мы еще не можем определить, какая именно. Притом каждая из моделей имеет несколько сценариев, существующих в ее рамках, и пока что все они вероятны1.

Всего моделей нынешней экономико-социально-политической ситуации три. Эти три модели мы условно назовем «шаг вверх», «шаг вниз» и «прыжок на месте». Мы назвали их так потому, что они коренным образом различаются ответом на простой (на первый взгляд) вопрос: «Каков будет технологический уровень человеческой цивилизации, когда закончится то, что с нами сейчас происходит?»

  • Первая модель говорит «будет выше, чем сейчас».
  • Вторая модель говорит «будет ниже».
  • Третья модель утверждает, что технологический уровень останется примерно таким же.

Однако вопрос этот не так уж прост, и ниже мы увидим, что он имеет действительно различительный характер — разные ответы на него дают действительно разные модели происходящих событий, совершенно по-разному объясняющие их причины и последствия2.

Даже из названий моделей («вверх, вниз, на месте», или «плюс, минус, ноль») понятно, что эти три модели целиком исчерпывают одномерное «пространство моделей», и четвертой модели быть не может. Рассмотрим эти модели подробнее. Для каждой модели мы вкратце будем останавливаться на вопросах, что делать правительствам, компаниям и отдельным людям — вы увидите, что в разных моделях действия диаметрально различны.

Вспоминается анекдот времен «обострения дружбы народов» и распада СССР: что делают граждане нетитульных наций в преддверии обретения независимости советскими республиками? Ответ: оптимисты учат государственный язык, пессимисты чистят автомат Калашникова, а реалисты пакуют вещи. Вот это как раз о трех моделях — о трех разных картинах мира.

1. «Прыжок на месте»

Данная модель рассматривает происходящее с нами как очередной кризис существующей мировой системы (можно сказать, кризис мирового капитализма), аналогичный, например, Великой Депрессии. Т.е. мир в течение какого-то времени будет трясти, а потом всё вернется «на круги своя» и даже, может, будет немного лучше, чем раньше. Заметим, что только в этой модели имеет смысл вопрос «когда закончится кризис?» — в других моделях, как мы увидим ниже, этот вопрос бессмыслен.

Каковы причины кризиса? Они примерно таковы же, как и у предыдущих кризисов.

Несбалансированность экономик, бюджетные дефициты, фондово-ипотечные пузыри и так далее. Заметим, что даже конспирологические версии (кризис искусственно создан группой людей, стран или организаций с целью упрочить или захватить мировое господство) целиком укладываются в эту модель.

Как произойдет выход из кризиса? Возможно, через Мировую войну, как из Великой депрессии, как бы кощунственно это ни звучало. Возможно, Мировой войны удастся избежать благодаря разумным и согласованным действиям правительств и международных организаций. Возможно, Мировая война будет непохожа на предыдущие: хоть и захватит значительную часть мира, но будет вестись не столь интенсивно и другими методами. Все эти варианты целиком укладываются в модель «Прыжок на месте».

Когда произойдет выход из кризиса? Сценарии различны. Понятно, это зависит от действий правительств и международных организаций. Если найдутся пути ускорения экономик без войны — то уже в 2010-2011 годах (так называемый «V-сценарий», поскольку график экономического роста напоминает соответствующую латинскую букву). Если не найдутся, то спад будет затяжным (так называемый «U-сценарий», 3-5 лет). Наконец, может быть совсем плохо (так называемый «L-сценарий», 10-15 лет).

Каков будет мир после кризиса? Да примерно такой же. Конечно, одни страны упадут в своем экономическом и политическом значении (как, например, это случилось в прошлом с Великобританией), другие поднимутся (как это случилось с США). Одни смогут быстро провести политическую и экономическую модернизацию (как Германия), другие не смогут и пройдут порой мучительный путь к распаду (как СССР). Но в целом политическая карта мира изменится не очень существенно. Еще меньше изменится социально-культурная среда — разве что в нее войдут гордость поколения победителей и свобода поколения побежденных от ошибок их отцов.

Что делать правительствам? Договариваться. Иначе выход будет долгим и болезненным. Искать компромиссы, разрабатывать новые модели, ни в коем случае не допускать протекционизма в торговле («торговых войн»), поддерживать друг друга в рамках широких союзов и свободных зон. Действовать по принципу «худой мир лучше доброй ссоры». Последовательно вести себя внутри страны: выбрать путь и двигаться по нему. И объяснять, объяснять, объяснять своим гражданам. Общаться с ними открыто и честно, если не хотят быть сметены революциями местного значения.

Что делать компаниям? Если в двух словах, то приспособиться и переждать, спрогнозировав характер изменения рынков и потребительских предпочтений. Самое главное — сохранить платежеспособную клиентуру (неизвестно, что будет нужно нашим клиентам, но мы сможем им это поставлять, ибо они нам доверяют) и гибкую производственно-логистическую базу (чтобы это производить и доставлять). Замечу, что в целом ряде бизнесов «производственная база» — это люди, сотрудники. Итак, инвестируем (деньги, время, силы) в сохранение этой базы и отношения с клиентами. При этом падает ценность других составляющих — в первую очередь бренда, а также финансов. Бренд, не подтвержденный отношениями, или производством, или дистрибуцией, развеется как дым. А финансы сами найдут того, у кого производственная база и клиентура.

Что делать простому человеку? Сохранить семью и работу. Поддерживать друг друга. Приспособиться и переждать (запастись для этого необходимым). Все, у кого будет семья и работа (читай: смысл и ресурсы), доживут до лучших времен, если, конечно, не будет больших катаклизмов в случае неумения правительств договориться. Ну и давить на свое правительство, чтобы объясняло своим и договаривалось с чужими (см. выше).

2. «Шаг вверх»

Данная модель рассматривает происходящее с нами как экономико-социально-политическое «землетрясение» перед кардинальными переменами, вызванными будущим переходом человечества на новый технологический уровень — это можно назвать фазовым переходом. Трясет потому, что уже возникли определенные предпосылки для возникновения нового, но само это новое еще не появилось, не все условия для этого созрели, а старая модель уже себя исчерпала. Перед фазовым переходом всегда трясет. Так вода кипит перед фазовым переходом из жидкого в газообразное состояние. И пусть нас не обманет, говорит эта модель, если вслед за первой волной «землетрясения» наступит некоторая стабилизация, — это лишь кратковременное затишье перед бурей.

Чтобы понять сущность фазового перехода, нужно посмотреть на предыдущие. В жизни технологической цивилизации были три технологических периода — примитивный, аграрный и индустриальный. Мы мало что знаем о переходе от примитивного к аграрному, но зато переход от аграрного к индустриальному был, по историческим меркам, сравнительно недавно и потому хорошо задокументирован. В этом смысле аналог нынешней ситуации — не Великая Депрессия, а Смутное Время, в европейской истории именуемое Тридцатилетней войной.

  • Подобную аналогию проводит известный украинский исследователь В.Стус, только он рассматривает модель «Шаг вниз» — жаль, что даже у ведущих исследователей происходит смешение моделей.

Какова природа нынешнего фазового перехода (если верить данной модели, то происходящее нынче с нами есть именно фазовый переход)? На этот вопрос ответить несложно, если вспомнить, что уже больше четверти века экономисты и социологи говорят о «постиндустриальной революции», которая пока обрела черты «информационной революции». Действительно, в средствах производства, в самом характере производства и потребления произошли кардинальные перемены. Если мы учтем, что к фазовому переходу мы только подошли (вода кипит, но еще не испаряется), то станет ясно: «информационная революция» — это еще не есть тот самый технологический скачок, это только его прелюдия, предпосылки. Какова же природа будущего скачка? Очевидно, мы не знаем, и представить себе не сможем (как не могли во времена Бориса Годунова представить себе ДнепроГЭС). Весьма вероятной представляется версия известного российского исследователя С.Переслегина о том, что будущая технологическая революция произойдет в области человеческой психики (он называет новый экономический уклад «когнитивным»). С этой точки зрения достижения информационно-коммуникационных технологий являются естественной предпосылкой (действительно, прелюдией) к «когнитивной технологической революции». Другая версия состоит в том, что прорыв произойдет в области биологии. Это тоже возможно (вспомним о значении компьютеров для генетики).

Понятно, что в рамках данной модели нельзя говорить ни о «причинах кризиса» (и тем более о «виновных») — ведь просто в результате технологического развития (сопровождавшегося, не будем забывать, развитием идей) возможности старой модели были исчерпаны, — ни о «сроках завершения кризиса», ни даже о «кризисе» как таковом.

Какие сферы жизни охватывает фазовый переход? Да все. Индустриальная революция в свое время изменила экономический уклад (капитализм вместо феодализма), социальную структуру общества (новые классы), культурно-идеологическую основу (Просвещение, атеизм), политические структуры и обслуживающие их идеологии (нации вместо подданства, национализм и патриотизм вместо вассалитета, республика вместо монархии), политическую карту мира и т.д. Не говоря уже о том, что огромный толчок был дан развитию науки, философии, искусства, военного дела, которые приобрели современную форму и язык3.

Точно так же будущий (собственно говоря, нынешний) фазовый переход затронет все сферы жизни — экономику (производство, обмен, потребление), политику, культуру, идеологию и т.д. Каков будет мир после фазового перехода? Отдельные фрагменты этого нового мира можно рассмотреть в классических работах Э.Тоффлера, а также в книге А.Барда и Я.Зодерквиста «Netократия». Кое-какие прозрения встречаются также в литературе и кино жанра киберпанк.

Сколько продлится по времени фазовый переход и как произойдет выход из него, т.е. его завершение? Минимум — срок активной жизни одного поколения, лет 30-50. Возможны и более длительные сроки, но это маловероятно — слишком высока нынче динамика во всех сферах жизни. Дети сегодняшних студентов будут жить в мире, сильно отличающемся от нашего. Мало реалий нового мира будут похожи на наши, далеко не всё из них дано нам понять сегодня. Попробуйте объяснить крестьянину XVII столетия, да хоть самому Исааку Ньютону принципы конвейерного производства автомобилей с двигателем внутреннего сгорания, да еще объясните необходимость их массового производства для продажи семьям среднего класса для их ежедневных поездок на десятки километров из дома на работу и в супермаркет!

В общем, мир перейдет на новую ступень, но нас это не радует. Во-первых, «жаль, только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе». Во-вторых, поначалу мир этот не будет ни справедливее, ни счастливее сегодняшнего. Первым поколениям придется туго — дикий «дивный новый мир» окажется ничем не лучше дикого капитализма, а то и хуже. В-третьих, фазовый переход будет сопровождаться войнами — очень странными войнами. Такими, как упомянутая Тридцатилетняя война, когда непонятно, кто против кого и, собственно, ради чего воюет. Или российское Смутное время. Или украинские казацкие войны, в которых мы пытаемся сегодня найти смысл с точки зрения понятийной системы сегодняшнего дня (и охотно подгоняем непонятные события под рамки наших понятий — так проще), равно как и современники затруднялись в адекватной их трактовке. Во всех этих войнах сравнительно малое число людей погибло в битвах и огромное — от голода, эпидемий, погромов и грабежей. С.Переслегин называет такие войны «барьерными» — войны на барьере фазового перехода, облегчающие разрушение старого и создание на его месте нового. Он даже написал книгу, подробно описывающую одну из таких войн — русско-японскую войну 1904-05 годов.

В общем, все эти радости — в случае, если данная модель адекватна действительности, — придутся на время жизни нашего поколения. Что будем делать?

Прежде всего, отметим одну важнейшую особенность фазовых переходов: они разделяют все страны и народы на тех, кто совершил переход, и на тех, кто не совершил. Уделом перешедших является прогресс (который, правда, сам по себе не приносит сразу счастья, здоровья и богатства, особенно первым поколениям, за счет которых переход совершается). Уделом же оставшихся «по эту сторону» фазового барьера является несомненная нищета, отсталость и, как правило, та или иная форма колониальной зависимости. Так, индустриальный фазовый переход вывел европейские страны в мировые лидеры и даровал им колониальную власть над множеством иных народов, оказавшихся к переходу не готовыми или не способными. Кстати, для многих из них освобождение от бремени колониализма стало лишь источником новых бедствий, ведь до сих пор с фазовым барьером им справиться так и не удалось. Заметим, что среди попавших в колониальную зависимость были страны, совсем незадолго до того существенно более сильные, чем их колонизаторы, — например, Китай. Но им оказалось нечего противопоставить фазовому разрыву. Осознав угрозу колонизации, Япония в эпоху Мэйдзи провела широкомасштабную ускоренную модернизацию — и перешагнула фазовый барьер, став в один ряд с Европой и США. Для России фазовый переход прошел в два этапа, отделенных друг от друга более чем полутора столетиями, — но где была бы Россия без Петра I, чрезвычайно жестко проведшего первую часть преобразований, включавших, кроме прочего, создание регулярной армии? Очевидно, карта Евразии выглядела бы совсем иначе. Слабая, но богатая ресурсами Россия привлекла бы достаточно хищников индустриальной эпохи.

Итак, фазовый переход болезнен, но необходим. Фазовый переход поднимает вверх прошедших его и опускает вниз непрошедших, сепарируя страны и народы. Учитывая, что фазовых переходов уже было несколько, мы видим, какой разрыв отделяет нас от папуасов, не прошедших даже самого первого. Кстати, об опасности разрыва между «цифровыми» и «нецифровыми» нациями (digital divide) в связи с текущим фазовым переходом, первый этап которого выглядел как «информационная революция», заговорили еще лет 20 назад.

Приведенные ниже рекомендации ни в коем случае не являются попытками составить политическую программу. Они приведены лишь для того, чтобы дать читателю более полное представление о том, насколько различаются между собой разные модели. Естественно, в каждой модели может быть множество политических программ, зависящих от системы взглядов их авторов. Поэтому предлагаем вам вместо критики нижеприведенных «программ» сосредоточиться на более глубоком понимании рассматриваемых моделей.

Итак, что делать правительствам? Если в них есть хоть капля патриотизма — обеспечить как можно более быстрое и безболезненное прохождение фазового барьера. На худой конец, пусть будет медленное и болезненное, но всё же прохождение. Главное — оказаться по ту сторону, не застрять по эту. И хотя на честность нашего правительства (независимо от цвета входящих в него политиков) надеяться не приходится, но, к нашему счастью, их наверняка заинтересует возможность крупно нажиться на фазовом переходе.

Таким образом, необходима авторитарная модернизация в направлении фазового перехода. Это предполагает:

  • сильную государственную власть и, как это ни прискорбно, определенные ограничения демократии;
  • своего рода «закрытие» страны — ограничение глобализации (означающей в этой модели неоколониализм) определенными целевыми сегментами и смелый протекционизм в остальных сферах экономической, социальной и культурной жизни, несмотря на бурные протесты других стран, международных организаций и собственного народа;
  • немедленную военную реформу любой ценой, создание мощной новой армии — в противном случае страна неизбежно будет втянута в одну из «барьерных войн» с гигантскими потерями для мирного населения и промышленного потенциала (и пусть нас не обманет отсутствие видимых врагов сегодня — слабость страны приманит и ближних, и дальних, а расстояния сегодня для войны не помеха);
  • свободу бизнеса при условии его невмешательства в политику (полного отделения от нее) и соблюдения определенных социальных стандартов;
  • целевые государственные программы поддержки пост-барьерных (постиндустриальных) отраслей (и только их);
  • по возможности, программы социальной защиты для трудящихся пре-барьерных (индустриальных) отраслей, в ряде которых возможны существенные проблемы;
  • открытую миграционную политику в отношении высокообразованных людей со всего мира.

Заметьте, это направление действий существенно отличается от первой модели, в которой любой протекционизм, ограничение глобализации, не говоря уже об ограничении демократии, противопоказаны.

Кстати заметим, что модернизация в стране, не имеющей изначально сильной власти, сплоченной патриотически настроенной элиты и национальной культурной доминанты, может быть только авторитарной. Ведь изменения — это всегда тяжело, и кто же захочет за это голосовать? Если спросить граждан, то они проголосуют за то, чтобы было не хуже, чем сейчас. Представьте, что Петр I вынес свой план преобразований на обсуждение Боярской думы! Даже в Японии, где народ и знать беспрекословно шли за императором, не всё прошло гладко.

Слегка перефразируя известное высказывание, скажем: прыгающего через фазовый барьер судьба ведет, а топчущегося перед ним — тащит. Очень важно, чтобы страна, народ и правительство осознали себя субъектом, а не объектом геополитики, геоэкономики и геокультуры. Детальный анализ отечественной ситуации в этих трех сферах в рамках данной статьи неуместен и невозможен. Скажу только одну мысль, к которой неизменно приводят попытки анализа с точки зрения модели фазового перехода: ни с Евросоюзом, ни с Россией нам не по пути. К нашему счастью, Украина находится на геополитических задворках мира. Именно такие «задворки», при наличии внутреннего потенциала, и имеют больше всего шансов в будущем мире.

Что делать компаниям? Прежде всего, подчеркнем, что выжить — это возможно. Фазовый переход не обязательно сопровождается гибелью старых бизнесов. Однако старые бизнес-модели работать не будут практически нигде, ни в одной отрасли. Поэтому задача бизнеса состоит в двуедином переходе:

  • бежать из тех отраслей, в которых выживание за фазовым барьером невозможно в принципе, в те отрасли, где оно возможно;
  • менять бизнес-модели до того, как они окончательно перестанут работать.

Какие отрасли выживут при переходе через барьер? Во-первых, ориентированные на внутреннее потребление. Во-вторых, уникальные экспортные отрасли (если не у кого купить, кроме как у нас, то купят у нас независимо от наших собственных несимметричных торговых барьеров). В-третьих, конечно же, постиндустриальные отрасли, имеющие хоть небольшой экспортный потенциал. Детальный анализ судьбы различных отраслей выходит за рамки нашего изложения, равно как и анализ миграции ценности в старых бизнес-моделях — этому в ближайшие годы будут посвящены многочисленные работы специалистов. Отметим только, что очень большим изменениям подвергнутся рынки капитала, розничная торговля, недвижимость и, возможно, транспорт.

Что делать простому человеку? Снова подчеркнем — выжить можно, если только страна не станет ареной «барьерной войны» или многолетней смуты. Обладающие уникальной квалификацией найдут себе применение в трансформирующейся экономике. А все остальные — уезжают в деревню и переходят там на полное самообеспечение, не забыв запастись достаточным количеством патронов. При этом важно обеспечить будущему поколению высокий уровень образования, хотя это может оказаться непростой задачей.

Мы уделили модели «фазовый переход» (шаг вверх) существенно больше места, чем модели «кризис капитализма», потому что она весьма вероятна, неплохо проработана теоретически, и при этом к ней никто совершенно не готов. Третьей модели мы уделим меньше внимания — она проработана слабее. Но это не значит, что она менее важна.

3. «Шаг вниз»

Данная модель рассматривает происходящее с нами как экономико-социально-политическое «землетрясение», знаменующее «начало конца» привычного нам мира — но, увы, не поднимающегося на ступеньку выше, а падающего в пропасть хаоса. Последние полторы тысячи лет прошли под флагом европейской цивилизации, и сейчас ей приходит конец, утверждает данная модель. Начинается длительная эпоха варварства, когда человечество потеряет все или почти все свои достижения в науке и технике, культуре и философии. И лишь через сотни лет нынешний уровень будет с трудом восстановлен.

Ближайший исторический аналог происходящих сейчас событий, хоть и описан хорошо, но отстоит от нас слишком далеко по времени — это распад Римской империи и прекращение античной (греко-римской) цивилизации. Сегодняшний аналог греко-римской цивилизации — евроатлантическая цивилизация, объединяющая «весь цивилизованный мир».

Каковы причины распада цивилизации? Разные теории выдвигают разные гипотезы — от старения наций в результате утраты пассионарности до включения некоего компенсационного биологического механизма. За редким исключением, всё это пока не наука, а околонаучная риторика. Несомненно, прежде чем распад завершится, появятся глубокие исследования — хотя, возможно, читать их будет уже некому.

Понятно, что в этой модели тем более неуместны вопросы о «продолжительности кризиса» и «путях выхода из него». Можно лишь говорить о том, сколько нам еще отмерено историей, прежде чем мы окончательно лишимся всего, что нас сегодня окружает. Отсутствие детальной научной проработки данного вопроса не позволяет предсказать, будет ли это срок порядка 100-150 лет или же распад будет стремительным и варварство захлестнет нас в течение ближайших 10-15 лет.

Если деградация будет постепенной, в течение нашей жизни будет происходить много странных событий, но отсутствие резких скачков не позволит нам заметить, насколько кардинальны изменения, — как у лягушки из известного опыта, которая замечает, что вода горяча, только когда сама уже сварилась. Однако может случиться так, что перемены будут не постепенными, а резкими. Это вполне вероятно, учитывая нынешний уровень динамики общественных и политических процессов. И тогда мы имеем все шансы в течение буквально нескольких следующих лет заметить, что нам горячо.

Как это может выглядеть? Череда локальных войн, политическая нестабильность и внутренние конфликты в странах Европы и США, крах мировой финансовой системы, усиление радикальных настроений в ряде стран. Роль «новых варваров» будут играть наиболее пассионарные и наиболее недовольные народы слаборазвитых, малообразованных и неустойчивых исламских стран, поддержанные исламской «пятой колонной» в странах Запада и Востока. В то же время «мировая империя», которая безуспешно будет от них отбиваться, включает в себя не только Европу, Северную Америку и Израиль, но и многие страны, не относящиеся к евроатлантической цивилизации и лишь входящие в ее ближнюю или дальнюю орбиту — Россию, Индию, богатые культурные страны ислама.

Как будет выглядеть мир после победы «новых варваров»? Не лучше, чем после победы «старых варваров» над Римской империей. Повсеместное падение производства, разрушение городов, нищета, голод и болезни. Одним из немногих отличий станет религиозный фанатизм, неприятно дополняющий вышеописанный комплект проблем.

Что же делать правительствам? Универсальных рецептов здесь быть не может — кто-то расположен в сердце «мировой империи», а кто-то на задворках, у кого-то более-менее нормальная демографическая и миграционная ситуация, а у кого-то нет. Поэтому остановимся только на перспективах для Украины. Украина, при всей ее многонациональности, все-таки в основном монокультурная страна с небольшим (пока) количеством иммигрантов, и при всех ее проблемах — со значительными природными ресурсами. Плюс к тому, как мы уже упоминали, находится на геополитических задворках. Всё это делает наши шансы ненулевыми. Шансы на что? На выживание в глобальном хаосе и превращение в один из островков будущего роста и развития.

Для этого необходима, как и в модели номер два, авторитарная модернизация, но в совершенно другом направлении. Часть необходимых действий совпадает, часть отличается. Модернизация предполагает:

  • сильную государственную власть, но с минимальными ограничениями демократии;
  • «закрытие» страны — ограничение глобализации, импорт которой означает импорт проблем «мировой империи», и жесткий протекционизм во всех сферах экономической, социальной и культурной жизни при полном наплевательстве на интересы мира, «общечеловеческие ценности» и т.п.;
  • немедленную военную реформу любой ценой и создание мощной новой армии;
  • свободу бизнеса при условии его невмешательства в политику (полного отделения от нее) и соблюдения определенных социальных стандартов;
  • целевые государственные программы поддержки базовых отраслей самообеспечения (сельское хозяйство, энергетика, строительство, транспорт) и индустриальных отраслей с уникальным потенциалом (например: судостроение, военная промышленность);
  • ограничение любых социальных программ, кроме программ увеличения рождаемости и уменьшения смертности в работоспособном возрасте;
  • абсолютную закрытость страны для любых мигрантов, кроме этнических украинцев, а также образованных и работоспособных, имеющих нужные профессии представителей других традиционно проживающих в Украине наций.

Нужно понимать, что это не фашизм — это программа спасения хотя бы одного утопающего (одной страны) с гибнущего «Титаника». Позволю себе воспользоваться аналогией, придуманной М.Веллером: врачи-реаниматологи, чтобы вытащить с того света человека, находящегося на грани смерти, не особо церемонятся с ним — могут и зубы ему выбить, чтобы вставить трубку для подачи кислорода.

Преступно рассуждать в таком случае о правах человека — есть право на жизнь, и оно важнее всех остальных прав, вместе взятых, ибо мертвому не нужны свобода слова, собраний и передвижения, ему ни к чему право на работу, отдых и образование. Фашизм, коммунизм и т.д. — изобретения европейской цивилизации, и с ее концом эти термины утрачивают любой смысл, кроме исторического. Моралистам могу ответить: представьте, что вы на гибнущем «Титанике» и у вас есть один спасательный жилет. Есть только два выхода: снять его с себя и отдать другому, или же воспользоваться им самому. Все остальные подходы — выбросить жилет, чтобы все были в равных условиях, либо порезать его на маленькие кусочки, чтобы всем досталось по кусочку жилета поровну, и прочие подобные идеи, — очевидно глупы. Нашей стране дан шанс на выживание — нужно или воспользоваться им со всей необходимой для этого жесткостью, или хотя бы подарить его другим, если наш инстинкт самосохранения недостаточно силен. Что делать простому человеку? Самообеспечение и самооборона — вот два ключевых слова, дающих ответ на этот вопрос. Третье ключевое слово — община — нам придется учить заново. Община людей, совместно противостоящих одушевленным и неодушевленным угрозам, является основой системы выживания. Общины в городах, кстати, необязательно должны быть по месту проживания — пока наши города еще целы, в них возможны различные типы общностей.

Что делать компаниям? Пытаться превратиться в такие общины. Уходить из всех отраслей, которые исчезнут, в «вечные» или уникально востребованные отрасли. Отказываться от старых бизнес-моделей в пользу тех, которые будут работать. Шансы на выживание есть, если есть шансы у страны. А они у нее имеются, как мы видели.

4. Заключение

Что же нам делать — ведь мы не знаем пока, какая из моделей адекватна действительности? А рекомендуемые действия для разных моделей диаметрально противоположны.

Еще раз позволю себе повторить физическую аналогию, приведенную в начале статьи. У нас есть несколько взаимоисключающих моделей (теорий), но точность наших приборов пока еще слишком мала, чтобы подтвердить или опровергнуть какую-либо из них. Что делают в таких случаях физики? Они предсказывают редкий эффект, возможный в рамках одной теории и невозможный в других. Затем они ставят эксперименты, в которых этот эффект можно наблюдать при сегодняшней точности приборов. Если получены устойчивые позитивные результаты — модель можно брать на вооружение и начинать прорабатывать более детально. А там, глядишь, и точность приборов повысится.

Примерно этим должны заниматься сегодня, на мой взгляд, экономисты, социологи и гуру бизнеса. Нам чрезвычайно важно понять, что же в действительности происходит с миром, и не принимать временное улучшение или ухудшение за признаки верности той или иной модели, а находить глубинные свидетельства, основанные на событиях, неслучайных сегодня и невозможных в рамках других моделей. А найдя — проверить семь раз, как советует пословица, и затем резать, без колебаний и задержек. Может оказаться, что второго шанса не будет. Однажды гуси спасли Рим, но спасать его систематически у них не получилось.

1Два слова для тех, кто считает: зачем нам какие-то модели, и без них тошно. Увы, мир слишком сложен, и человеческий разум способен описывать его только при помощи тех или иных моделей, т.е. схем и упрощений. А время дает достаточно фактов для их подтверждения или опровержения. Ведь только успешность предсказания результатов будущих событий служит свидетельством пригодности модели, хотя и не дает 100% гарантию этого.

2Вопрос о технологическом уровне не является праздным либо второстепенным — ибо наша цивилизация носит технологический характер, и ее история есть история технологических прорывов — «революций». Чтобы не быть обвиненным в голом материализме, сразу поправлюсь — конечно же, и связанных с ними прорывов-«революций» в области духа. Такая вот двойная ДНК-подобная спираль, где дух и материя связывают, поддерживают, взаимно обуславливают и толкают вперед друг друга.

3 Кстати, еще один фазовый переход был после древней аграрной «революции» и до индустриальной — он не так хорошо задокументирован, но письменных свидетельств имеется довольно много. Это «городская революция» — «осевое время», условно середина I тысячелетия до н.э. И в это время очень много чего случилось — собственно, в это время и возник современный нам по типу мышления человек. Так что фазовый переход не всегда непосредственным образом связан со средствами производства — здесь материальное и духовное действительно переплелись.