Статью размещаем в нашей библиотеке о бизнесе, потому что то, что в ней написано, относится к бизнесу и корпоративной культуре не меньше, чем к собакам. Параллели очевидны, тем не менее мы сопроводили статью своими комментариями.
Статья (вот прямая ссылка) взята из блога artyom_ferrier от 10.01.2018 и дополнена пояснениями и иллюстрациями.
Продолжается год собаки — а потому продолжим и беседу о собачках. Ибо не хочется, физически противно говорить о крысах, то бишь, о ныне правящей российской политической элите. Их-то время уходит — и это всё, что хочется про них сказать.
А что до собачек, то есть у меня такая особенность в этом блоге (который, в принципе, сейчас нужен мне прежде всего для этакой релаксации через рефлексии, ибо все политические заявления давно сделаны, все Рубиконы давно пройдены, и валькирия расправляет крылья, и всё такое).
Подняв какую-то тему, в которой я имею основания претендовать на некоторую компетентность (а это, конечно, не все дела на свете) — я какое-то время её мусолю, высказывая нечто, что хотелось высказать по этой теме. Особенно — про то, что кажется профанным бредом, но притом активно тиражируемым и навязываемым.
И вот одна из таких бредовых (полубредовых, ради справедливости) мулек «медийной» (или «народной») кинологии — та концепция, что собака, как потомок волка, это стайное животное, а потому хозяин должен поставить себя как вожак стаи, должен уметь доминировать.
Когда я это слышу от того или иного гуру-укротителя (не буду называть имён, потому что в иных отношениях эти ребята бывают и адекватны, и небесталанны) — хочется сказать следующее.
«Значит, собака — стайное животное, поскольку таким был волк, а она — его потомок? И потому собаке, как потомку волка, надо дать понять, что ты — вожак стаи. Гхм! Как насчёт того, чтобы взять не собаку, которая всё же лишь потомок волка, а просто вот взять волчицу и объяснить ей, что ты её альфа-вожак, а потому будешь над нею доминировать?»
В чём тут подвох? В том, что волчица просто ноги отгрызёт этому горе-доминатору? Да может, и нет. Может, всё будет ещё хуже. Может, она даже обрадуется.
«Ой, мужчинка, а вы мой вожак, вы альфа-самец, да? И других волков тут нет, да? И что получается? А получается, что мы с тобой вдвоём, ненаглядный ты мой! И это значит, что я — твоя жена. Иди ко мне, сладенький, исполни свой супружеский долг!»
«Что? Какой ещё «Панин»? Кто мой вожак, кто мой герой, ты — или Панин? Нет уж, не отвертишься. Ибо у нас, у волков, так принято. Есть вожак стаи — и есть его жена. Это — высшее политическое руководство стаи, альфа-пара. Ну да стая нам без надобности — будем счастливы и вдвоём. I’m yours, you are mine».
Но, конечно, вряд ли удастся найти в природе волчицу настолько сумасшедшую, чтобы она всерьёз приняла человека за своего «вожака стаи». Собаку с такими галлюцинациями — тоже, впрочем, вряд ли найдёшь. Нет, они понимают, что это другой биологический вид. Про всех понимают. И если к волкам заявится, скажем, лось, и скажет: «Теперь я ваш вожак, теперь я буду тут над вами доминировать рогами и копытами» — ему ответят: «Ты чего, сдурел, что ли, сохатый? А впрочем, и подоминируй немножко… Пока мы за горчицей сходим».
Но в отношении человека — вот, нашлись давным-давно (и находились впоследствии) такие волки, которые сочли перспективным сотрудничество с ним. По разным причинам, разными путями. И теперь потомки тех волков называются «собаки». И естественно, ни на секунду они не путаются в вопросе о том, может ли быть человек вожаком волчьей стаи. Ответ однозначный: нет. Потому что он не волк.
Другое дело, что, с их точки зрения, он может быть ещё более важным и полезным командиром и партнёром, чем вожак стаи. Почему? Потому, что человек. У него голова большая, он там мысли думать умеет. Он, представьте, даже огонь делать умеет, чтобы шкуру промокшую погреть.
Вполне типичное отношение наемных сотрудников к работодателю, не так ли?
Вообще же, волчья стая — это очень неоднозначное явление, которое всерьёз начали исследовать лишь буквально в последние десятилетия. И тут нет какого-то единого паттерна, по которому формируется и живёт волчья стая. Во-первых, много есть подвидов волков, и у них бывают свои фишки, а во многом и у одного подвида это определяется просто конкретной кормовой спецификой в регионе. Ну да, волки — они заинтересованы не столько в построении каких-то сверхдержав, они всё больше о добыче корма думают. И сообразно тому, в общем-то, охотятся либо индивидуально, либо стайно.
Вот, скажем, канадские волки — в целом индивидуалисты. Ну, «семейники» (волки — стабильно моногамны). И огромные просторы, много дичи — можно себе позволить индивидуальную охоту.
Но когда идёт миграция оленей-карибу — тут волки сбиваются в огромные, многосотенные стаи и проворачивают неординарные тактические операции, чтобы урвать чего-то от той миграции. Причём, как было установлено, волк, заметив движение карибу на своей земле, извещает своих серых товарищей за многие километры специфическим воем, не только о факте появления карибу, но и о направлении их движения (и были установлены соответствующие «кодовые обозначения», что уже позволяет говорить о «праобразе языка»).
И вот так по цепочке инфа передаётся, подтягиваются всё новые волки, образуют очень многочисленную, но временную, оппортунистическую «военно-полевую общность, в просторечии — стаю». И там, вообще-то, может быть какая-то грызня, особенно между молодняком, но не то чтобы прямо уж политические интриги с целью завладения «троном» стаи. Нафига? Она как собралась — так распадётся через несколько недель, когда карибу пройдут.
В наших лесах не бывает такой удобной для охоты миграции потенциальной добычи — потому таких крупных волчьих стай и не собирается. Те, которые есть — по сути, это семейства. Где есть вот эта альфа-пара родоначальников, и есть их потомство. Но не только. Ибо так же в стаю вливаются волки-одиночки, молодые самцы, ушедшие из своих семейств на вольный промысел в чужие территории. А из этого — тоже уходят молодые самцы и прибиваются к другим стаям. И тут непонятно даже, то ли волки книжки читали об опасностях инбридинга, то ли просто выработался инстинкт против близкородственного скрещивания. Но так или иначе, «крови» разных этих семейств постоянно перемешиваются, эти молодые приблудные волки-одиночки женятся на местных девчонках, оседают на территории, а часть своего молодняка — постоянно уходит на другие территории, где тоже оседает.
В целом — это больше похоже на какое-нибудь сообщество викингов во фьордах. Где стаи из своих да пришлых молодцов — в общем-то, с той же целью создавались: оптимизировать совместную охоту. А не то, чтобы ярла местного подсидеть пришлому берсерку да занять его место.
Более того, сама по себе стайная охота включается тогда, когда оказывается выгодна. И обычно летом-то потребности в стае нет. Волчица с мая уединяется в логове с щенками, папа приносит им преимущественно зайчиков. Которых полно в лесу, которые плодятся… как зайцы, и летом волк без особых проблем их берёт. А когда так — ему нет надобности связываться с какой-то более стрёмной дичью, вроде кабанов или лосей, от которых и в ответку получить можно.
Но зимой — ситуация меняется. Заяц — он может плюхаться своими прыжками практически не проваливаясь в снег. Волк — тоже может идти по снегу, но не так шустро. Он не может совсем уж не проваливаться, он слишком тяжёлый. А потому заяц становится трудной дичью. Но остаётся альтернатива: те кабаны и лоси. Вот только чтобы их сравнительно безопасно промышлять — желательны коллективные усилия с распределением тактических ролей. И так сколачивается стая. Но это, опять же, не больно-то «политическое» образование, там не бывает каких-то увлекательных интриг в борьбе за власть. Это не имеет смысла, когда всем понятно, что по весне стая распадётся сама собой. Имеет смысл только договариваться о том, кто что делает на охоте.
Иная ситуация — когда некая волчья популяция существует или в неволе, или пусть в каком-то заповеднике, но подкармливается человеком. Вот это — всё меняет. Теперь уже — сообщество получается довольно стабильным и там имеет место конкуренция за то, кто первым подходит к кормушке.
Ассоциации уже возникли?
Самые ранние наблюдения за жизнью волков — разумеется, делались в таких сообществах. Которые «растлены» человеком, где его доброта посеяла семена борьбы за власть внутри волчьего коллектива. Поскольку «власть», «статус» — это близость к кормушке, а значит, политические разборки да интриги обретают некоторый смысл. В природных условиях — вообще-то, нет.
Если ты щенок-полуярок — с твоей стороны будет идиотизмом как-то интриговать, чтобы выйти на первые роли в стае. Ибо это означает, что кабана или лося придётся брать именно тебе — а ты не настолько крут.
Но и если ты матёрый волчина, который как раз берёт кабана или лося — то и с твоей стороны будет идиотизмом кусать молодых товарищей по охоте, которые должны того секача или сохатого на тебя выгнать. Вообще глупо ссориться с коллегами по общему промыслу. Это не конкуренты, это необходимые товарищи по стае.
Но вот если корм даётся человеком и на халяву — тогда приходится рассматривать их именно как конкурентов в борьбе за доступ к кормушке. Это социализм, детка. Но социализм — не есть натуральное состояние разумных существ.
Ладно, воздержимся от политической философии, но просто — это чушь, будто бы волки, будучи стайными зверями, только и знают, что предаются разборкам на предмет выяснения, кто над кем доминирует. Они в естественных условиях — «ситуативно-стайные», для начала. Сбиваются в стаю — из прагматических соображений, по ситуации, а так-то предпочитают промышлять индивидуально и «дружить домами».
Тем более чушь, будто бы человек может выдать себя хоть перед волком, хоть перед собакой за «вожака стаи». Нет, сосчитать количество опорных лап — они в состоянии. Они знают, что это человек, а не «альфа-самец их вида». Весь вопрос в том, насколько они ценят сотрудничество с человеком. У диких волков — могут быть различные воззрения на сей счёт. Но собаки — это потомки тех волков, которые согласились сотрудничать с человеком, попадая в зависимость от такого сотрудничества.
Знают ли это гуру медийно-народной кинологии? Думаю, да. Но зачем тогда впаривают своим клиентам всю эту чушь про «ты должен стать для своей собачки вожаком стаи, ты должен доминировать, ибо так оно устроено у волков?»
Думаю, по очень простой причине. Их клиенты — это бывают по-своему милые люди, но весьма своеобразных воззрений на жизнь. То есть это люди, которые завели себе зубастого хищника в полцентнера (а то и более) весом, но при этом не удосужились наладить взаимопонимание с ним. До такой степени не удосужились, что теперь, годика в полтора-два, он откровенно забивает болт на их пожелания и вообще заделался тираном в доме (и тут дело не в специфической псовой склонности к доминированию — тут бы, повторю, и морская свинка узурпировала власть над своим хозяином, если б мозгов хватило; псовым — хватает, чтобы использовать отсутствие таковых у хозяина ко своей выгоде).
Типичные отношения начальника с подчиненными, если начальник с ними не справляется. Обычно потому, что не хочет напрягаться или не умеет. Реже — потому что неспособен. Но за неспособность обычно просто прячутся, чтобы не признаваться в расслабленности или некомпетентности.
А таким людям — некоторые вещи приходится объяснять действительно упрощая вплоть до вульгаризации. Так, как будто им четыре годика. Ибо во многих отношениях — оно примерно так и есть.
«Понимаете, это не человек, это собачка. А собачка — она бывший волчок. А у волчков есть стая, где они пытаются доминировать, и вы должны стать, типа, главным волком».
Наверное, как раз таким людям, которые заводят собаку, но не удосуживаются её нормально воспитать, — так проще объяснить, чем сказать: «Собака — это примерно как человек. Если он у тебя в подчинении — ты должен держать его за глотку достаточно жёстко, чтобы он тебя не подставил, натворив дел».
От такого-то откровения — подобная публика уж точно грохнется в обморок. Поэтому — вот вся эта байда про «будем уважать законы волчьей стаи… как элемент мультикультурализма».
Такие люди — они любят упрощённые картины мира. И вот когда я слышал всю эту чушь про «будь альфа-самцом для своей собаки» — задумался как-то, откуда ноги растут. Потом дошло. Из «психологии подросткового коллектива типа школьного класса».
«Как хорошо известно, каждый школьный класс имеет свою иерархическую структуру. Там есть обычно альфа-лидер, вокруг которого собираются беты, иногда между ними происходят разборки в борьбе за власть, прочие — гаммы, а есть изгои-омеги, объект измывательств и травли. То есть, беты их травят, чтобы самоутвердиться перед альфой, а гаммы вынуждены отрешённо взирать на эти издевательства, поскольку запуганы и подчинены».
Да, очень точный расклад. За одним изъяном: никто ни когда в жизни не видел школьный класс, который был бы так устроен.
Что на самом деле бывает? Ну вот может быть в классе компания друзей-приятелей более-менее силового свойства. Где может быть и лидер, но на самом деле это не очевидно. В принципе, они равные. И, в зависимости от социокультурной среды, это может быть реально какая-то мелкокриминальная отмороженная гопня, а могут быть и мажоры из вполне благополучных семейств.
И вообще-то, им дела нет до аутсайдеров, но иногда — могут потретировать, покуражиться чисто по приколу. Да, дети бывают немножко жестоки (хотя мировые войны развязывали, замечу, всё-таки не дети).
Как определяется «прикольность» третирования чмошника? Да в общем-то, его реакцией. Если он забавно обижается — его травля может превратиться в «спорт».
Почему остальные одноклассники не вступаются за жертву травли? Почему не дают укорот этой компании агрессоров? Потому, что сами они — «запуганные гаммы»?
Нет, всё проще. По хорошему счёту, им просто плевать и на этих «доминаторов», и на их жертву. У них своя жизнь (ибо школа — это вообще лишь несколько часов в день). И они вообще не видят причин, с какого бы перепугу они должны становиться между «зайчиком» и сворой «грейхаундов». И по хорошему счёту, когда ты указываешь кому-то, чего ему делать или не делать — ты должен обосновать, с хера бы это вовсе было твоё дело. Ибо иначе получится, что ты пытаешься доминировать в коллективе. А на каком основании? Тебя-то кто трогал?
Нет, те, кого в этой вульгарной психологии называют «гаммами» — это ребята, которых «силовой группе» трогать просто неинтересно, по каким-то причинам. Возможно, они не так забавно обижаются, как тот, кто заделался «омегой». А возможно — они могут быть полезны. А возможно — себе дороже выйдет, на них наезжать.
Очень неплохо описано формирование гнусной корпоративной культуры «гнобления» некоторых сотрудников. Примечательно, что такое гнобление не связано с профессиональным уровнем гонимого — он может быть неплохим профи. Точно так же, как в классе гонимым может быть отличник, которого часто объявляют «ботаником». Тогда все становится для бизнеса еще хуже.
И вообще, школьный класс — это негерметичный коллектив. Есть отношения и с соседними школами на одном примерно возрастном уровне, и внутри школы по возрастной вертикали. Когда же исследуется именно как герметичный, как будто рядом вообще людей нет — ну, это чистейшая профанация, не имеющая никакого отношения к жизни.
Но почему эта профанация «хавается»? Да потому, что имеет свою целевую аудиторию. Тех, кто в школе был «омегой» и претерпевал измывательства всякой гопни, а теперь — преуспел в каком-то интеллектуальном или креативном труде. Но память о школе — для него травма, которую надо объяснить какой-то простой попсовой схемой, типа, вот так жизнь устроена.
Поэтому ему и втирается про якобы существующую в школьном классе жёсткую иерархию, которой объясняется, почему «лидирующая группа» над ним глумилась, а никто из прочих одноклассников за него не вступался. Сказать, как есть, типа, ты был чмошником, ценным лишь своими комическими реакциями на глумление со стороны «гопни», а всем прочим ты был вообще никак не интересен, чтобы за тебя вступаться, — это неприятное сознание.
Но и для бывших «нейтралов», то есть большинства класса, когда взрослеют — тоже бывает неприятно вспоминать, что вот кого-то чморили у них на глазах, а им пофиг было (ибо реально пофиг, ибо «кого е..т чужое горе»). Они, ставши более сознательными членами социума, с большей охотой воспримут эту «иерархическую» байду, будто бы «вот так оно жёстко устроено в подростковых коллективах, что есть альфы да беты, которые всех в подчинении держат, и противостоять им непросто, и это жизнь, это научно доказанный факт».
Более того, и те, кто участвовал в каком-то прессинге одноклассников — тоже начинают раскаиваться, спустя годы, и им тоже проще продать эту разблюдовку: «Так уж получилось, что оказался ты альфой или бетой, а значит — доля твоя такая была, прессовать чмошников».
На самом деле — чушь собачья. Вернее, человечья. Но — достаточно примитивная концепция, чтобы воспринималась как «откровения психологической науки».
Если же говорить о чуши именно собачьей — ну вот то же втирается про это самое «будь вожаком стаи, научись доминировать, ибо таково свойство псовых, что они это ценят».
Ладно, если иметь в виду, что нельзя распускать своего милейшего трёхпудового питомца, что нужно всё-таки держать его в рамках приличия, — тут любое квазинаучное обоснование сойдёт, было бы доступно этим горе-хозяевам, только б «цепануло» их.
Хотя мне всё же не нравится, когда говорят, мол, вот это собака, на неё нельзя смотреть, как на ребёнка. Да почему же? В некоторых отношениях — очень даже можно.
Скажем, если до меня дойдут слухи, что мой Лёшка в свои четырнадцать лет повадился грабить банки (так-то он каналом на ютъюбе зарабатывает, но допустим) — я постараюсь донести до него мысль, что немножко недоволен, и что с моим недовольством следует считаться.
Ибо иначе — что я скажу банкирам? «Извините, у ребёнка переходный возраст и непростой внутренний мир, он, может, вообще индиго или что-то вроде, а сейчас он пребывает в поисках своего Я, потому будем снисходительны».
Мне на это ответят: «Извини, Артём, но если он заявится в наш банк с волыной и в маске — мы можем просто не увидеть под ней всю глубину его внутреннего мира и тупо замочить». И будут правы. А для меня — это очень нелестное будет сознание, что, кажется, я чего-то запустил в воспитании ребёнка. И теперь это нужно исправлять. Поскольку есть такая вещь, как ответственность перед обществом, перед другими людьми за свою «продукцию».
Точно так же я отреагирую, если узнаю, что моя собака повадилась рыскать по округе и кушать деревенских коз. Ладно, когда у нас был Нерри — он бы никогда себе такого не позволил, а сейчас у нас нет постоянной собаки, но когда живём летом на Воскресенской гасиенде — берём пару-тройку немцев с Плантации. И вот если б кто-то из этих ребят стал позволять себе такие выходки, как травля окрестных коз, кур, кроликов, не говоря уж про нападения на людей — я бы решил, что чего-то было упущено в их воспитании, и сейчас придётся восполнять пробелы.
Какими средствами? Ну, я, вообще-то, не фанат насилия. Покуда есть возможность объяснить людям или собакам по-хорошему, что можно, а чего нельзя — я стараюсь ею пользоваться. Но иногда — всё же могут возникнуть ситуации, когда насилие приходится применить хотя бы для того, чтобы тебя вообще стали слушать.
Многие люди не представляют, насколько велика масса руководителей, которые боятся применять свою власть по отношению к подчиненным. А если перед этим накосячили как начальники — вдвойне.
Если говорить о собаках, то вот я никогда не рассматривал их как механистически послушное орудие (они интереснее, чем это) — но всегда дико бывало видеть собак, не обученных исполнению самых элементарных команд «послушания» (что вернее было бы назвать «взаимодействием»). Особенно — когда это довольно крупные собаки.
Тут вспоминается, как году в девяносто шестом была вечеринка у одной однокашницы, а наутро, когда народ начал расползаться, Катюха, хозяйка квартиры, мучимая похмельем, пожаловалась: «Блин, надо с Куртом погулять — а так влом. А надо». Подразумевая: «Ну ты мне друг, Артём, или всего лишь любовник?»
Курт — то был её мраморный дог. И я, честно, не знаю, как вернее обозвать его породу. В советско-российской традиции, вроде бы, чёрных догов называли «немецкими», а мраморных (чёрно-белые контрастные пятна) — «датскими».
У англобуржуев, насколько сведущ, это считается одной породой, Great Dane (“Большой Датчанин»). И это, наверное, разумней, поскольку в целом-то они абсолютно идентичны, только окрас различается.
Ну и потом, когда я познакомился с Нерри (а заодно и с его хозяйкой, которую пришлось взять в жёны ради него :-)), мы иногда подсовывали людям фотки, где он был рядом с мраморным догом, но без «масштабирующих» объектов. И люди говорили: «Вот этот чёрный (про Нерри) — какой-то странный метис немца с кем-то, а вот этот пятнистый — какой-то странный далматин».
Когда же запускали видео, которое уже позволяло более точно установить размеры собак — у людей выпадала сигара изо рта. «Нет, что мы приняли за далматина — это взрослый датский дог. А вот это — КТО?» Ну, Нерри — он реально огромный был. Или даже — «ирреально». Никто не думал, что он таким получится, когда Женькины друзья из Карелии подарили ей щеночка, метиса волка с хаски. Да не было никаких причин думать, что он таким вымахает. И его щенки впоследствии бывали где-то на уровне крупного немца, не больше.
Но так или иначе, до знакомства с Нерри тот Курт был, пожалуй, самой крупной собакой, с которой мне доводилось общаться. Эти доги — они, вообще-то, здоровые. Одни из самых рослых собачар в мире. И Курт не рекордные показатели имел, сантиметров девяносто в холке, но — и это довольно много.
При этом, в целом эти Большие Даны — имеют довольно спокойный темперамент (когда не снимаются в экранизациях «Собаки Баскервиллей», где им приходится кушать сэра Генри дубль за дублем). Но Курт был довольно молодой и весьма избалованный кобелёк.
Когда вышли на улицу — он, проссавшись у первого же дерева, прянул вперёд так, что поводок зазвенел, как струна сямисэна. Или даже виолончели.
Я поддёрнул несколько раз, приговаривая «Курт, рядом!» — но, чувствуется, ему больше нравилось быть незаурядной личностью. При этом ошейник — вполне обычный, не строгий-шипастый, но и было бы надо мучить собачку?
Отпускаю вперёд метра на полтора, командую: «Курт, ко мне!» Оборачивается в три четверти, сплёвывает сквозь брыли: «Да пошёл ты!»
О, как это знакомо многим руководителям! Особенно при некорректных системах оплаты труда, когда сотрудник делает не то, что нужно компании, а то, что лично ему принесет выгоду. И руководство не только вынуждено терпеть, но и потом платить. Часто спрашивают — а почему руководство так странно себя ведет? Обычно ничего странного в этом нет, руководство с этой системы оплаты труда кормится. Интересы бизнеса проходят параллельно.
Тут я позволил себе то, что многие зоопсихологи, наверное, сочтут крайне непедагогичным и психотравмирующим для собаки, роняющим её самооценку. Поскольку в их мире — если собачка стала притаскивать домой отгрызенные конечности, то надо не наказывать её, а разобраться, каких развлечений ей не достаёт, что она вынуждена отлавливать поздних пешеходов и отгрызать им конечности.
Я всё же решил, что Курту недостаёт некоторой взбучки. Поэтому, прицелившись, стеганул концом поводка по крупу, то бишь по мраморной его великодатской жопе.
Он застыл на месте, обернулся в крайнем изумлении.
«Спасибо за внимание, — говорю. — А теперь — «Курт, ко мне!»
И он вспомнил команду, подошёл. «Сидеть» (помогаю усесться). «Молодец, хороший мальчик» (поглаживаю, даю батончик «Марс», завалявшийся в кармане).
Дальше — он вспомнил и «рядом». Когда несколько раз я его отпускал, возвращал на «ко мне» (бить больше не приходилось), и он прикинул, что лучше просто выполнять требование «рядом», заодно освежив его в памяти.
В целом — он много чего вспомнил из базовых команд, да и я тоже (а то давно к тому времени с собаками дела не имел).
Сотрудники тоже вспоминают правила очень быстро, если они, эти правила, понятны и закономерны. А если целесообразны, то вообще почти мгновенно.
Когда вернулись, Катюха поблагодарила: «Спасибо! А то, честно, в такой гололёд да с бодуна — я бы просто его не удержала. Ну, ты же видел, как он тянет».
«Да, — говорю. — Видел. Это пока просто обычное любопытство его вперёд влечёт. А углядит что-то реально интересное — так тебя по асфальту протащит, что, как говорится, «до забора одни уши доехали». Подруга, ты соображаешь, вообще, что это не пудель и не такса? Что вот как-то управлять такой махиной нужно?»
«Ну, он же в целом-то добрый, спокойный. Только что неуёмный».
«Поверь, можно и нужно его «унимать». И мы кое-как над этим поработали».
Вскоре, правда, Катюха укатила по обмену в Израиль (она по семитским специализировалась), а Курта отдала папаше, заслуженному военному переводчику, и тот-то, думается, по-любому с этим «чудищем-баскервиллищем» нашёл общий язык.
Вообще же, это для меня, повторю, совершенно дико, когда хозяева позволяют своим «тузикам» забивать на такие базовые команды, как «ко мне», «рядом», «фу». Я против того, чтобы делать из пса этакого «голема», всецело послушного приказам и не имеющего никакой личной жизни, но вот некоторые вещи он всё-таки должен понимать и выполнять безусловно.
И тут, конечно, напрашивается прямая аналогия с детьми. Вот на что похоже поведение собаки, которая тянет своего хозяина как некое «охвостье поводка», наплевав на все его «рядом» и «ко мне»?
Это примерно как если б я усадил Лёшку за руль своего Туарега, а он бы втопил по встречке за двести.
И вообще-то, он хорошо водит, он проходил всякие экстремальные курсы, он мог бы, наверное, избежать аварийных ситуаций и при такой манере езды — но мне это просто нафиг не нужно. Это признак дурачины — так ездить без крайней необходимости.
Поэтому я бы вежливо, но настойчиво попросил бы его принять вправо, прижаться — а потом поинтересовался бы, чего такое он курил, что решил, будто передо мной можно так выделываться?
Но в отношении Лёшки — это, конечно, чисто умозрительная ситуация. Он не пай-мальчик, он может быть тем ещё хулиганом, но он — не идиот.
То же самое можно сказать и про любую мало-мальски вменяемую собаку при мало-мальски вменяемом хозяине. Она может немножко хулиганить, но демонстративное наплевательство на базовые команды — это свидетельство чьего-то идиотизма: то ли собаки, то ли хозяина (последнее — вероятнее).
И в принципе это правильно, что нужно заставить собаку считаться с собой, слушаться хотя бы в таких базовых вещах, как «ко мне». Но вот насколько полезны здесь те или иные поводки — честно, не знаю.
Иные медийные гуру рекомендуют для обучения (вернее, для коррекции) те или иные «удушайки», то есть, тонкий корд, который заводится прямо под уши и под основание челюсти, но — я не знаю.
В принципе, это «ринговые» поводки, использующиеся на выставках. И там их применение оправдано. Много всяких призовых собачек, которые взволнованы обстановкой, которые чувствуют, вообще-то, что являются здесь конкурентами (а не собратьями на тренировочной площадке), и когда эти «звёзды» сцепятся ненароком друг с другом или решат вместе скушать судью — надо как-то мгновенно их усмирить. И вот можно держать специально обученного человека с заряженным дробовиком — но поводок-удушайка представляется гуманней в данной ситуации.
Хотя в принципе он может быть опасен для здоровья собаки. Да, он воздействует на уязвимые её зоны — но потому и опасен, может чего-то там поломать.
Да и в любом случае, цель — чтобы собака реагировала на «ко мне!» в свой адрес вне зависимости от того, есть на ней поводок или нет. Чтобы мгновенно и с любого разумного расстояния её можно было вернуть к себе, избежав нежелательного развития конфликтной ситуации.
И я говорил как-то, что была у меня идея ультразвукового микродинамика в ухе, который запускается с пульта, издаёт заведомо неприятный для собаки звук, который ориентируется на дальномер по модулированному радиосигналу. То есть, вот отбежала собака метров на тридцать, безо всякого поводка, хочешь подозвать её — сначала голосом: «Бобик, ко мне!» Если болт кладёт — врубаешь этот сигнал ей в ухо. Попробует дальше отбежать — он сделается ещё интенсивней и неприятнее. Начнёт движение к хозяину — сигнал спадает. Технически — ничего сложного.
В теории роль такого ульразвукового микродинамика должна выполнять система оплаты по KPI. К сожалению, в случае ошибок при разработке KPI эффективность снижается или вообще исчезает. В рамках данной метафоры это аналогично тому, что в микродинамике исчез сигнал или пошла трансляция чего-то неподходящего.
И мы на самом деле тестируем такие штуки, выявляя, не оказывают ли они какого-то слишком разрушительного воздействия на собачью психику. Хотя, вроде, нет. Ну уж в любом случае не хуже, чем душить их, рискуя поломать подъязычный хрящ или чего там?
Ну и все старинные рекомендации вроде «собаку нужно жёстко п….ть, для её же блага, чтобы уважала» — они сродни и таким же архаичным рецептам воспитания детей.
Да спору нет, важный приоритет — чтобы ты сделал свою продукцию безопасной для общества. Что собак своих, что детей своих. Вот только жёсткий пи…нг, как показала практика и статистика, не является годным средством к тому. Ибо ты можешь запрессовать то или иное живое существо в полнейшее подчинение, сломать его по всем линиям, и оно будто бы совершенно безопасное — а потом выясняется, что оно заделалось маньяком-беспредельщиком, благодаря такому «воспитанию». Ну и нафиг надо?
Поэтому нужна какая-то разумная грань между «Что я ещё могу сделать для ублажения твоего внутреннего мира, ибо твой комфорт ценнее всего в этой Вселенной, поэтому давай поговорим, какими ещё лакомствами я могу компенсировать твою моральную травму от удушения соседских козочек» и — «Не принесёшь мне в зубах тапки по первому же требованию — получишь ещё двести розог, и мне плевать, что ты человеческий ребёнок, что у тебя нет собачьего прикуса для ношения тапок — по моему приказу должен развиться!»
То есть, вот должна быть какая-то разумная грань между «эльфийством» и «гоблинством», что и можно было бы назвать «человеческим подходом».
Но что до собачек, то, хотя они бывают такие же яркие индивидуальности, как и дети, всё-таки следует принимать в расчёт и породные их особенности (когда сие известно). Прежде всего такую особенность — как «сворное» содержание охотничьих или охранных собак. Что вовсе не тождественно волчьей основополагающей ситуативной «стайности».
Свора — это формат, который задаётся человеком и им же «спонсируется». И собачья свора — это может стать местом интриг и разборок не менее жёстких, чем, скажем, балетная труппа театра. Нет, бритвы в пуанты друг другу собачки не подкладывают, конечно, но иногда норовят вести себя как «лающая челядь», только бы выслужиться перед хозяином, только бы приблизиться к кормушке.
Главное же — они и в деле, будь то охота или охрана, привыкли работать сворой. Что бывает и разумно. Да, две хорошо натасканные крошечные лайки — удерживают медведя. Одна вертится перед мордой, а стоит мишке на неё рыпнуться — вторая кусает за гачи. Так ему и приходится сидеть на жопе ровно, пока не подойдёт охотник и не завалит.
А десяток фил бразильских — могут тормознуть ягуара, который пришёл хряпнуть европейской культурки в виде телятины. Вот только эффективная их работа — она, опять же, состоит в том, что никто из них не будет особо геройствовать, подставляясь под убийственный удар лапы ягуара, а просто поднимут шум, окружат этого могучего кота со всех сторон, раздёргивая его внимание, тут выйдет дон Педро со штуцером да и положит вторженца.
Но вот я описывал свою первую встречу с той филой, когда ещё не знал, что это фила, а просто заехал в коттедж к подкрышному коммерсу, про которого думалось, что решил нас кинуть (нет, просто загулял). И я вхожу на территорию — а тут это чудо налетает, начинает обгавкивать.
Сразу замечу, это не есть поведение серьёзной охранной собаки. Это есть поведение деревенского пустобрёха. На что я тактично указал псине, прихватив пальцами за брылю и всунув щековину между верхними и нижними молярами, когда варежку распахнула. Замечу, это довольно универсальный приём гуманной фиксации хищников, когда не хочешь им вредить, когда просто нейтрализовать их хочешь. Он и на тиграх используется, а тот пустобрёх бразильского происхождения — всё-таки не тигр. Что ему очень полезно было понять.
Ибо вот это общее место, что собаки «сворного» генезиса, оказавшись в единичном экземпляре при дорогом хозяине — немножко едут крышей от отсутствия конкурентов своей породы, а потом — начинают потакать его иллюзиям. «Да, я такая. Я крутая. Я — вообще «умри всё живое», как про меня тебе и писали в рекламных проспектах». А поскольку на самом-то деле собачка сворная — она очень не уверена в себе, потому начинает «агрессивничать», чтобы себя саму, прежде всего, подбодрить. И это может добром не кончиться.
Очень частая ситуация в бизнесе, когда руководитель имел дело только с одним (или очень малым числом) бухгалтером, ИТ-ником, экономистом или иным узким специалистом (сейчас мы эту же ситуацию видим на специалистах по дистанционному обучению). Этот узкий специалист слаб и плох, но руководитель другого не видел, критериев для оценки не имеет и потому верит. И тогда данный спец не допускает никого, кто квалифицированне него, и ничего, что для него «сложновато».
Тут вспоминается случай уже из середины нулевых, когда приятель «горделиво пожаловался» на своего алабая: «Это чистокровный туркменский волкодав, а потому у него просто врождённый антагонизм на всё, что хоть как-то напоминает волка. Вот и на немцев даже кидался пару раз, еле удержать удавалось».
Про себя отмечаю: «Ага. Будучи алабаем — конечно, это потрясающий героизм, кидаться на немцев. Но, однако, у собачки явные комплексы. И я не хочу, чтобы она порвала какого-нибудь немца, а также его хозяина, а наш друг Юра погряз в юридических проблемах».
Говорю: «Я, вообще, собирался на днях заехать к тебе на дачу, завезти документы, и я езжу сейчас с Нерри, нашим пёсиком, ибо оставить не на кого».
«А он на немца похож?»
«Немножко — да. Но он на волка тоже похож. Метис хаски с волком. Может, попробуем подружить собачек?»
Машет рукой:
«С ума сошёл? Я своего не удержу, если что!»
«А и не надо. Не держи. С моей стороны, если что, — претензий не будет».
И это было, конечно, феерично. Я подъехал, звоню Юре, мол, мы у ворот. Он предупреждает: «Блин, Тимур уже почуял твоего хаски, уже у калитки. Может, не надо?»
Подходим с Нерри — он тоже почуял Тимура, слышит его рык, по ту сторону забора. Реагирует совершенно философски.
Говорю Юре: «Ты подальше отойди — и не вмешивайся. И не бойся: всё нормально будет».
Открываю калитку, дальше — глазами Юры. Он видел, как его Тимур вызверился, изготовился в джихад против волков неверных — а тут всё произошло стремительно и комично, как в мультиках. Тимур подпрыгнул с разворотом — и несколько раз буксанул когтями по мокрой плитке. Потом лишь как-то сорвался с места, немыслимо извернулся и заполз под сарай на столбиках.
Юра спрашивает: «Это чего такое было?»
Объясняю: «А это Тимур увидел Нерри. Раньше только чуял — теперь увидел».
Юра: «Я тоже хочу посмотреть. Заходите… Ой, бля!»
Типичная была реакция на Нерри. Но мы с ним отработали методику установления контакта и доверия. Которая включала несколько «неуставную» команду «roll”. Которую я иногда подавал просто движением пальца. «Нерри!» Он оборачивается, покручиваю указательным пальцем, он припадает к земле, переворачивается на спину, в этакой истоме раскинув поджатые в локтях лапы, потом доворачивается на пузо, остаётся лежать. Типа, мы — няшки.
И это работало. Юра подходит, спрашивает: «А можно погладить?» — «Да, конечно. Нерри, свои!»
Из дома появляется американская кокерша, собачка Юриной тёщи, начинает кокетничать с Нерри. Она его не боится, ибо для неё-то всё едино: что Нерри, что Тимур, что даже обычный немец. Она привыкла надеяться на своё обаяние, а не на крутизну.
Тимур, между тем, издаёт серию звуков из-под сарая, которые со «среднеазиатского» переводятся так: «Пользуясь случаем, хочу гневно осудить такой отвратительный пережиток тёмных веков, как расизм в собачьих кругах. Это всегда мне было чуждо и глубоко противно. Вот когда ко мне в гости заходит друг, товарищ и брат волчьих кровей — я говорю ему по-нашему, по-туркменски: Mi casa es tu casa. А мне лично — и здесь вполне сухо и комфортно».
Юра взывает: «Да выползай уже, цербер: хорош Аид хвостом подпирать!»
В конце концов Тимур выползает, они обнюхиваются с Нерри, дружатся, и после этого — Тимур был очень спокоен, уже ни с кем не задирался, обрёл чисто дзенское такое отношение к жизни.
Хотя в принципе алабаи — это довольно «модные», но очень непростые собаки. Они здоровые, мощные — и они считают себя наследниками тех славных волкодавов былых времён. Но впечатление о своих предках строят на основании рекламных проспектов.
Тогда как простые отношения между волками и овчарками — были, скажем, в Швейцарии. Где подходят волки к отаре, на пути встают бернские зенненхунды (похожи на «кавказцев», только ещё и трёхцветные такие «кошечки»), говорят «Ваш аусвайс, битте?», а волки такие — «Мы, вероятно, просто заблудились».
Но Восток — дело тонкое. Там всё было иначе. Там подступает к отаре стая волков, навстречу им выдвигаются алабаи, и говорят: «Так, вот здесь — будет ожесточённая битва. Но на северо-восточном краю — можно резануть и утащить трёх баранов. Одного, как договаривались, — в кустах у речки оставите».
Битва происходит, пыль столбом, шерсть клочьями, и чабан наутро умиляется: «Какие же молодцы вы, мои алабаи! Волки со всех сторон нападали — а только трёх баранов и смогли унести».
Алабаи же отвечают: «Но и то — потеря потерь для нас. Так этих волков ненавидим, что кушать не можем. Вот даже того барана, которого… А, ничего кушать не можем!»
Да, где у породы подразумевалась «сворность» — это могло означать и «коррумпированность». Это могло означать очковтирательство, изображение дутой преданности хозяину. О чём нынешние потомки могут даже и не знать — но просто не понимают, чего от них хотят хозяева. «Вы, это, были волкодавами, оберегающими овечьи отары? — Ну, типа того. — Так я могу рассчитывать на вашего сына? — А то! Поверь, ни один волк не сможет украсть у тебя барана и остаться безнаказанным. — Спасибо. Мне, как офис-менеджеру айти-компании, это очень важно. — Рады стараться».
Появление «своры» внутри компании тоже всегда означает угрозу коррупции. Но руководство думать об этом не хочет, пока не увидит явственных симптомов. Но тогда уже все становится куда серьезнее и сложнее.
Через полгода: «Вау, какой он свирепый няшечка! Так и бросается на всех — просто умилительно».
Через полтора года: «Блин, я боюсь его! Это ж полный отморозок!»
Ну и конечно, каждая собака — это яркая индивидуальность, но некоторые поведенческие предрасположенности — закладывались при формировании породы.
Из которых, впрочем, главная предрасположенность: если хозяин позволяет сесть себе на шею и помыкать собой, готовый ублажать любые капризы своей ненаглядной псины — конечно, она этим воспользуется.
Хотя, следует признать, по этой части собаки в любом случае сильно уступают кошкам. Ибо кошки — умеют захомутать и поработить человека за гранью месмеризма.
Вступая в дом, кошка говорит: «Вы мне все по жизни должны, поскольку я спасаю ваши амбары от мышей».
На что может последовать робкое возражение: «Но это, вообще-то, городская квартира на семнадцатом этаже».
Кошка лишь кривит мордочку. «Так, значит, контракт был, что я истребляю мышей в амбарах — а ни амбаров, ни мышей вы не предоставили. Мне что же, самой заняться разведением мышей в этой вашей халупе? Нет, вы просто должны уплатить неустойку. Теперь вы должны мне не по жизни — а на все девять моих жизней».
По сравнению с этим фелиноидным коварством — любое лукавство псовых выглядит совершенно по-детски.
Оставить комментарий